Ю.А. КРУТОГОРОВ
Продолжение. См. No 16, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29/2000
Рассказы о деревьях
Сказано это в шутку, но разница в
сроках созревания кленовых семян действительно
нешуточна – целых сто дней! Поразительно! Отсюда
и своя «кленовая фенология». Полевой клен
зацветает в конце апреля – начале мая.
Колосистый, желтый клены, явор – лишь в середине
мая. Через полмесяца после них выпустит цветки
клен татарский. Чистая находка для озеленителей:
сроки цветения надолго помогают сохранить в
наших городах чудный «кленовый букет».
Хочется сказать еще об одной – смешной
– детали. Уж не знаю, по какой причине, некоторые
клены как бы отказываются от родословной. Один
вид клена как бы признается: я – неклен. Да-да, так
и называется – неклен. Хотя это чистой воды клен.
Неклен невысок собою, скорее, это крупный
кустарник. Но его выдают белые душистые
цветки-крылатки со слегка набегающими друг на
друга крылышками. Листья, правда, особого рисунка
– продолговатые, яйцевидные, – но мы уже должны
привыкнуть к тому, что это дерево загадывает нам
немало загадок.
А вот еще, пожалуйста: желтый клен, он
же клен-береза. Дерево с несколько продолговатой
кроной, рост 5–7 м. Этот клен взял березовый
псевдоним. Точно укрываясь от слишком любопытных
взоров, клен-береза на Сахалине принял положение
стланика. И все же этот вид никакого отношения к
березовому семейству не имеет. Но мы не намерены
опровергать ботаников, впервые описавших данный
вид. Пусть так и будет впредь называться это
дерево: клен-береза...
А вот клен Траутфеттера
недвусмысленно, без всяких псевдонимов
раскрывает свое происхождение – он назван в
честь знаменитого русского ботаника XIX в.
Рудольфа Эрнестовича Траутфеттера. О нем уже при
жизни писали: самый осведомленный ботаник в
России. Да только ли ботаник? Это был человек
разносторонних дарований. И поистине
изумительной трудоспособности. Ежедневно по
восемь – десять часов в день он читал студентам
Киевского университета лекции по таким
дисциплинам, как общая ботаника, ботаническая
терминология, геология, минералогия,
кристаллография. Но любимой его музой всегда
оставалась ботаника, и не случайно в течение
почти десяти лет он был директором
Санкт-Петербургского ботанического сада. Доктор
естественных наук, он получил чин
действительного тайного советника, был в числе
высшей столичной знати.
всю свою жизнь он разгадывал тайны
дерева. Этому делу отдал всего себя. Титулованным
особам в этом человеке многое казалось странным.
В самом деле, какой тайный советник, точно
простой садовник, начнет на своих плечах
перетаскивать деревья и кусты из заброшенного
сада на овражный пустырь, чтобы создать в Киеве
университетский ботанический сад? Как-то не
пристало тайному советнику, право же...
Титулованные особы изумленно пожимали плечами,
посмеивались над чудаком, а Рудольф Эрнестович в
рабочей робе вместе со студентами носился по
оврагу, выбирая наиболее подходящие места для
посадок.
– Господа студенты, а вот тут отлично
приживется береза, тут пойдет кленовая аллейка.
Ах, какие яворы перешагнут из нашего времени в
век двадцатый...
Восемьдесят ботанических работ,
посвященных флоре России, принадлежат
Траутфеттеру. Многие его дендрологические
изыскания легли в основу нынешней науки о
деревьях. Труды Рудольфа Эрнестовича верно
служат сегодняшнему лесу, помогают нынешним
лесоводам раскрывать тайны древесных и
кустарниковых пород.
После смерти ему не поставили
памятник, но благодарные потомки назвали в его
честь новый вид клена – клен Траутфеттера. Так
имя ботаника прошлого века обрело бессмертие.
Славная участь!
На Тянь-Шане, в долинах горных рек
Афганистана, высоко над уровнем моря, можно
увидеть 5–6-метровое дерево с шаровидной кроной.
Ствол одет в морщинистую кору. Годичные побеги
имеют красноватый оттенок, листья трехлопастные,
окаймленные крупными зубцами. Розовые крылатки,
созрев, желтеют.
Путь к этому дереву – путь знаменитого
русского путешественника, географа, который еще
в раннем детстве у себя на родине, возле Рязани,
решил посвятить себя изучению природы,
странствиям по России.
В преклонном возрасте этот человек
вспоминал:
«Мне десять лет. Манили меня к себе...
крутые склоны и обрывы глубоких ложбин, где снега
таяли особенно быстро и где появлялись любимые
мною, расцветающие первыми весной цветы
мать-и-мачехи... Исчезли воды в наших летом сухих
междуречных пространствах, но зато в лесу стал
появляться роскошный покров анемонов, адонисов,
ирисов, незабудок, а деревья начали быстро, не по
дням, а по часам, одеваться: одни светлой зеленью,
а другие белоснежными и бело-розовыми цветами...»
Я привожу эти строки лишь затем, чтобы
показать, что уже в десять лет этот мальчик умел
видеть зорким глазом то, что каждодневно
происходит в природе.
Человек, написавший эти слова, уже в
юношеские годы решает посвятить себя изучению
горной системы Тянь-Шань. В ту пору мало кто знал
об этой диковинной, поднятой к небу стране.
Полагали лишь, что там непременно должны быть
вулканы. Готовясь к восхождению на Тянь-Шань,
ученый едет в Италию, совершает около двадцати
восхождений на Везувий – готовит себя к главному
восхождению своей жизни. Он не может жить иначе,
его идеал ученого – человек, который «...стряхнув
с себя прозу обыденной жизни, с самоотвержением
действует на пользу человечества, науке или
ближнего».
Ему 29 лет – позади Петербургский
университет. «Стряхнув с себя прозу обыденной
жизни», он уезжает к подножию Джунгарского
Алатау. Отсюда начнется его дорога к
таинственным горным вершинам, опасная, полная
неожиданностей...
Исхожены берега Иссык-Куля. Рельеф
местности, растительность, животный мир – ему
внятны страницы природы. Дневниковые записи
вбирают этот мир, живописуют его с наглядной и
прозрачной простотой.
Начинается путь к вершине Тянь-Шаня. Ни
один натуралист не шел этими тропами.
«Во второй половине мая на горных
скатах цвели еще ранние весенние азиатские
формы, между которыми бросались в глаза открытые
мною красивые растения с высокими стеблями до 3 м
высоты из семейства лилейных. Мы экскурсировали
в лесу, состоявшем из покрытых нежными
бледно-розовыми цветами диких яблонь и абрикос, а
также из новооткрытой мною породы клена, очень
схожей с гималайской и амурской и впоследствии
получившей мое имя...»
Выше, выше. Вот уже видны ледники, от
них берут начало горные реки. Вулканов нет.
«Быстро исчезали деревья плодовые.
Остались ель и арча. Меж травянистой
растительности появились характерные
представители альпийской флоры. Под таявшими
снегами с удовольствием увидел ранние цветы
нашей русской равнины: мать-и-мачеху...»
Восхождение как бы привело его к
истокам детства. Мать-и-мачеха. детской
непосредственностью дышат его строки,
посвященные любимому цветку.
Этот человек проник вглубь загадочной
для его времени страны, начертал схему хребтов
Тянь-Шаня, открыл верховья Сырдарьи. Позднее он
защитит диссертацию по ботанике, в которой флора
Тянь-Шаня будет раскрыта во всей своей новизне.
Кто же был этот путешественник? Петр
Петрович Семенов – именно в его честь был назван
открытый им клен. В знак своих заслуг Семенов
получил почетную приставку к своей фамилии:
Тян-Шанский.
Вот какие имена занесены в родословную
клена. Кстати сказать, клены Траутфеттера и
Семенова, в числе других двадцати двух видов,
рекомендованы ботаниками МГУ для озеленения
наших городов.
И пусть скорее придет на наши улицы, в
наши парки славное дерево клен!
Спасибо тебе, тополь
Близкие родичи
Тополь. Не знаю как для кого, а для меня
это дерево связано с самыми ранними
воспоминаниями детства. Переулок, где я жил, был
усажен тополями. Помню, как молодые деревья
стригли железными ножницами, зеленые кудри
шлепались на тротуар, топольки напоминали
шеренги новобранцев, обритых «под нолик».
В начале июня в переулке зарождалась
снежная метель – светлый пух носился в воздухе,
– казалось, во всех дворах одновременно
распороли перины. Пух вихрился у ног, парил у
окон, ложился на подоконники, бросался под колеса
«эмок». Наберешь в ладонь горсть пуха – и точно
под пальцами подрагивает пушистый, только что
народившийся цыпленок.
Из всех лесных пород тополь, пожалуй,
самая «домашняя» порода. Человек отдал ей особое
предпочтение, когда «приручал» деревья к городу.
Тополь ближе всех своих лесных собратьев
доверчиво подошел к нашему дому, к нашей улице,
породнился с дворами, аллеями, детскими
площадками. Он уверенно, по всем законным правам,
обрел постоянную городскую прописку. Со всем
своим многочисленным семейством. Ведь в роду
тополя более ста видов.
Шагая от одного географического пояса к
другому, тополь меняет свою зеленую шапку,
переодевается в разные наряды. В одних местах
кора у тополя морщинистая, заскорузлая, а
головной убор ни дать ни взять – деревенский
треух. В других краях у тополя шапка высокая,
удлиненная, похожая на колпак древнего
звездочета. А есть тополя, у которых крона
напоминает этакий шатер из сказки, он укрывает
ствол наполовину. Осина же – тополь дрожащий –
спеленута зеленой одеждой, шапка в сплошных
прорехах. Близкие родичи, а так не похожи друг на
друга.
Продолжение следует
|