Биологические кризисы и социальные аналогии

Когда сообщество разваливается, начинает происходить интенсивное возникновение новых видов и других систематических групп. Раньше для них не было места, но теперь, пытаясь выжить в изменившихся условиях, бывшие члены сообщества начинают творить «кто во что горазд». Существует даже такой симптом экологического кризиса – появление в этот период большого количества новых таксонов. Например, во время юрского кризиса наземных тетрапод появлялись и вымирали многие группы псевдозухий (отдаленных родственников современных крокодилов), а также некоторые группы зауропод, близких к классическим динозаврам.

Таким образом, между развитием сообществ на Земле (филоценогенезом) и эволюцией отдельных таксонов (филогенезом) существует обратная связь. Регуляция (ограничение) эволюции таксонов со стороны сообществ во время их устойчивого развития и усиленное возникновение новых форм в период экологического кризиса, видимо, и представляет собой универсальный механизм развития жизни на Земле.

Но чтобы цикл повторился, экологический кризис должен завершиться появлением новых сообществ. Как же они формируются?

Откуда берется новое

При кризисе в сообществе в первую очередь рушатся наиболее слабые связи, и конструкция раскалывается на блоки, которые еще пытаются сохранить свою целостность сами по себе. Некоторым блокам это удается, но другие рассыпаются окончательно, и составляющие их группы животных и растений начинают бороться за жизнь самостоятельно. Многие вымирают, оставшиеся – «утопающие» – виды-одиночки цепляются, как за доски на поверхности моря, за уцелевшие осколки старого сообщества, ищут возможности приспособиться друг к другу, получить от соседа какую-то выгоду. Сообща жить лучше. И постепенно склеивается новое сообщество.

Тут надо напомнить еще об одном факте. Рядом со строго регулируемыми сообществами сами по себе всегда существуют так называемые ценофобы – виды, которые в сообществе жить не умеют. Например, подорожник, который предпочитает расти не в глубине леса, а по обочинам тропинок. Ценофобы обитают по краям сообщества и в «пустотах» внутри него.

Что это за «пустоты»? Мы уже говорили о том, что обычной стратегией выживания вида в сообществе является специализация. Виды-специалисты стремятся как можно лучше делать что-то одно и поэтому теряют способность хоть как-нибудь делать многое другое. В результате их экологические ниши неудержимо сужаются и между ними возникают «пустоты» – лакуны, свободные экологические пространства. Каждая такая лакуна слишком мала, чтобы вместить настоящего специалиста, она его не прокормит. Но в них – причем в нескольких сразу – могут ютиться ценофобы, виды-неспециалисты, те самые, которые, по идее, должны однозначно проигрывать в эволюционной борьбе. Если экологическую нишу называют «профессией вида», то специалисты – они специалисты и есть, а ценофобы... Им «приличной работы» не получить, они никому не нужны, но они ушлые, «подрабатывают сразу на нескольких мелких ставках» – и живут себе потихоньку.

Во время кризиса ценофобы чувствуют себя неплохо. И даже лучше бывших «специалистов» – они-то всегда умели жить отдельно, их сообщество и раньше не спасало.

А теперь, когда старое сообщество разрушилось и его уцелевшие члены пытаются построить нечто новое, эти, говоря метафорически, помоечники – крысы, тараканы и лопухи – участвуют в его создании на равных. И даже имеют преимущество. Ведь старые специалисты если не вымерли, то превратились в тех же самых ценофобов. До их бывшей высокой специализации теперь никому и дела нет – ведь приспособлены они были к жизни старого, исчезнувшего теперь сообщества. Так научный сотрудник, уходящий прокорма ради из НИИ в челноки, выступает уже не в качестве специалиста в недавно еще очень важной и нужной обществу области знаний, а в лучшем случае на равных конкурирует с другими челноками. И его кандидатство – лишь факт его никому не интересной биографии.

В сообществе повышение специализации способствовало успеху. Но оно же, ставя вид во все большую зависимость от своего конкретного приспособления, приводило к потери его пластичности. А это опасно в период кризиса – теперь чрезмерная специализация становится ненужным балластом.

Но постепенно из всех этих бывших внеценотических «антиобщественных элементов» и «перестроившихся» бывших же специалистов складывается новое сообщество. И как только оно «схватилось», как только заработали механизмы взаимопомощи и взаимозависимости, а значит, и регуляции и ограничения, так сразу снова стала полезной специализация. Цикл завершается. Но теперь в числе добившихся успеха и ставших «достойными членами общества» могут быть и те, кто вчера был «авантюристом с помойки».

Например, во множестве вымершие в юре группы наземных тетрапод, видимо, были не просто совокупностью разнородных животных с различной экологической судьбой, а целостным, относительно самостоятельным блоком, виды внутри которого (московский энтомолог Г.М. Длусский предложил называть такой блок коадаптивным комплексом) обладали множеством приспособлений к совместному образу жизни. А млекопитающие, возможно, играли в том блоке роль ценофобов. Теперь же они составляют основу структуры современного сообщества.

Дополнение: выводы для гуманитариев

Удивительно то, что динамика биологических систем очень напоминает развитие общественных образований. Если к этому параллелизму относиться серьезно, нельзя ли по аналогии с известными закономерностями биологических кризисов предсказать что-то и по отношению к кризисам общественным?

Вот, казалось бы, парадокс – жесткая тоталитарная система (сообщество) рушится, по сути, не от «ворога внешнего», а от внутренних неурядиц. Казалось бы, на то система и жесткая, чтобы все эти неурядицы должным образом отрегулировать. Но нет, став жесткой чрезмерно, она разваливается именно изнутри. И расцвет деятельности «ценофобов» в кризисной общественной ситуации – не результат их «прирожденной противоправности», а неизбежное следствие законов развития общества...

Конечно, это не значит, что историю теперь надо переписывать по образцу вымирания динозавров, как ее уже расшифровывали в виде этногенеза (Гумилев) или времеповтора (Фоменко). По сравнению с биологической эволюцией история человечества описывает качественно более сложную реальность. В моделях, взятых из биологии, не может быть аналога культурным и религиозным процессам, нет места человеческому сознанию. Однако есть и такой слой истории, который можно понять, только обратившись за аналогией к развитию и кризису экосистем.

Можно высказать некоторую новую точку зрения и на наступающий экологический кризис*. Обычно по поводу него пишутся статьи-пугалки: зальет водами мирового океана столько-то процентов суши, вымрет 90% зверья... Но к этому вопросу можно подойти и иначе. Экологический кризис – не новое явление для нашей планеты. Нынешний впервые будет антропогенным, вызванным человеком, но, как уже упоминалось, природа внешнего толчка не столь уж важна... Палеонтологи, изучающие прошлые кризисы, поражавшие земную биоту, могут высказываться спокойнее и позитивнее: не о том, что и сколько вымрет, а о том, из каких элементов возникнут новые, посткризисные сообщества и что с ними будет происходить дальше. В деталях такие прогнозы достаточно сложны, но общий смысл их можно выразить по-голливудски: жизнь не кончается...

И еще. Можно предположить, что законы динамики самых разнообразных сложных систем имеют достаточно общую природу. Уже давно было замечено поразительное сходство между органическими и неорганическими явлениями, такими, как, скажем, морозные узоры и листья растений, строение снежинок и некоторых простейших организмов. Сейчас это уже не туманные аналогии: такими проблемами занимается общая теория симметрии.

И, наверное, стоит задуматься о построении некой общей теории развития сложных систем – звездных систем, планет, живых форм, языков, культур, общественных образований. А из естественно-научных теорий развития сложных систем эволюционная теория в биологии – одна из самых развитых. Так что вполне возможно, что именно в рамках биологии удастся разработать теорию, предсказывающую поведение таких систем с необходимой точностью. Кто знает?

* Жерихин В.В. Использование палеонтологических данных в экологическом прогнозировании. В сб. «Экологическое прогнозирование». – М.: Наука, 1979. с. 113–132.