Танцы на острие

Философия торжествует над горестями прошлого и будущего,
но горести настоящего торжествуют над философией.
Франсуа де Ларошфуко

Начало конца

– Как вы уже знаете, по венам кровь течет к сердцу, а по артериям – от сердца. А вот теперь – заморочка первой степени. Сейчас вы убедитесь, что, с философской точки зрения, любое утверждение можно поставить с ног на голову. Посмотрите: кровь, выходя из сердца, рано или поздно все равно попадет туда же. Следовательно, выходя из него, она уже идет в сердце. Получается, артерии – это вены?

Оба-на! Как говорится, мозги набекрень. Вроде бы все было так просто и ясно, как вдруг такое! Но ведь как-то надо выходить из этой ситуации.

– Так, кто постарается разъяснить ситуацию, уточнить определение, которое, как оказалось, допускает такие варианты трактовки?

– Мне кажется, что здесь нужно сделать дополнение, что по артериям течет именно артериальная, богатая кислородом кровь, – Света тут как тут. Главное – не задумываться слишком много. Ошибку простят, а в случае правильного ответа похвалят.

– Ты что, забыла, что артериальная кровь может идти по венам и наоборот, например, в малом круге кровообращения? – Вова возмущен: как это можно говорить такие глупости?

– Ну, тогда нужно сделать оговорку, исключение... – неуверенно предлагает Света.

– Нет, нужно все-таки определиться, где кончаются артерии и начинаются вены. – Кто это сказал? Леня? Молодец, браво! Так держать! А то все на партах рисовать да девочек смешить. – Думаю, что эта граница должна проходить где-то в районе капилляров. Ведь именно там происходит превращение артериальной крови в венозную.

– Или наоборот, если речь идет о малом круге! – не унимается Вова, специалист по кровоснабжению легких. – Короче, артерии – это сосуды, по которым кровь течет от сердца до ближайшей системы капилляров. А вены – те, что несут кровь дальше, к сердцу.

– Молодец! А теперь подведем черту. Что нам дало это рассуждение?

– Мы еще раз убедились, насколько сложна жизнь, – с нарочитым пафосом говорит Алеша. Раздается смех.

Милые дети! Если бы они только знали, что далеко не на все подобные заковырки можно найти ответ так же легко!

Права ли толпа

– ...Под этот график можно подвести практически все разнообразие факторов и самих организмов.

По горизонтали отложено качество признака (длина перьев, размер шляп, масса мозга, количество волос и так далее), а по вертикали – количество особей, имеющих такие признаки. Рассмотрим, например, такой показатель, как рост человека. Среднестатистический европеец имеет от макушки до пяток приблизительно 170 сантиметров (точка D). Большинство вполне укладывается в диапазон от 155 до 185 (множество CE). Но встречается также некоторое количество довольно приземистых и, наоборот, – заметно выдающихся вверх (ВС и EF соответственно). И, наконец, очень небольшое количество можно считать самыми маленькими и самыми большими (множества AB и FG, так называемые крайние формы). Такая же ситуация и с обувью: самые ходовые мужские размеры – 42–43, хотя есть взрослые люди (один на 10 000), имеющие размеры и 64, и 28.

Как я уже говорил, это универсальный график. Из всех особей большинство будет иметь средний показатель качества признака, а только некоторые будут выделяться из массы. Так, среди всех школьников нашего учебного заведения есть и очень умные (меньшинство, к сожалению), и не очень (тоже меньшинство, но к счастью), и все остальные, создающие фон. А теперь прокомментируйте, пожалуйста, с точки зрения этого графика высказывание немецкого философа Фридриха Ницше: «Толпа всегда неправа».

– Я думаю, что философ имел в виду следующее, – говорит Тенгиз. – Толпа – это то самое большинство из множества CЕ и даже BF. Поэтому если эта толпа оценивает меньшинство из множества AB и FG, то она вряд ли поймет его со своих позиций.

– Что же, очевидно, так и есть. Однако здесь есть некоторые тонкости, о которых Ницше умолчал. Да, хорошо быть средним тогда, когда все вокруг предназначено именно для среднестатистических граждан. Посмотрите вокруг, ведь и транспорт, и мебель, и одежда, и предметы обихода – все приспособлено под них. Потому-то так трудно в этом мире карликам, гигантам, очень полным людям и даже левшам, коих заметно меньше, чем правшей. Но это все характерно для относительно стабильного общества. Представьте себе, что вследствие некоторых экстремальных ситуаций, катаклизмов все вокруг изменится. Тогда, возможно, в выигрыше будут именно те крайние формы, которые раньше были притеснены и забиты. Если, к примеру, люди будут вынуждены перейти к жизни в норах, шахтах, низких и тесных катакомбах, то тут в проигрыше оказываются все, кроме маленьких людей. И не случайно хранителей подземных кладовых – гномов – представляли себе именно такими.

Так вот, если в нормальные времена пресловутая толпа (среднестатистическое множество) не понимает, а потому и преследует инакомыслие, с подозрительностью или высокомерием глядит на умственно отсталых и гениев, то, возможно, настанет день, когда именно эти крайние формы и будут иметь преимущества. Какие? Это зависит от условий.

Пример действия движущего отбора

– Неужели будут затребованы умственно отсталые? Я еще понимаю потребность в гениях... – Саша думает, что я опять пытаюсь внушить им что-то крамольное, что не укладывается в нормальную человеческую логику.

– Ну, это, конечно преувеличение, хотя... Разве те, кто уклоняется от призыва в армию, не доказывают другим, что им выгоднее быть шизофрениками и олигофренами? По их логике, всех, кого призовут, тотчас же после призыва расстреляют. А комиссованные выживут!

Но сейчас важно понять и другое. В нормальных стабильных условиях популяция (общество, если хотите) хочет, чтобы все были под одну гребенку, с одинаковыми запросами – так легче большинству, удобнее предсказывать запросы и налаживать производство благ. И при этом крайние формы, как правило, страдают. И погибают в первую очередь. Это называется стабилизирующим отбором. Например, фермер, имеющий стабильное стадо в сто голов, может быть не заинтересован в том, чтобы некоторые коровы давали слишком мало молока.

– А если слишком много? Разве это может быть невыгодно? – поражается Стас, у которого в голове не укладывается: как это может быть, что много – и плохо?

– Представьте себе, что иногда фермеру бывает гораздо проще сдать чрезмерно молочную корову на мясо, чем создавать для нее определенные специальные условия. Ведь доить ее придется дольше, чем всех остальных. А это задерживает технологический процесс. Что греха таить, бывают у нас случаи, когда рацпредложения и нововведения встречаются в штыки именно потому, что для их реализации нужно перестроить всю отрасль. А это лишние заботы. А кому это надо? Лучше уж катить тихохонько по накатанному пути.

Но если прижмет (например, жесткая конкуренция или еще что-нибудь), тот же самый фермер будет вынужден пустить на котлеты и слабых, и даже большинство средних коров, оставив малое количество самых перспективных и продуктивных. Потому что впоследствии они принесут ему больше прибыли. Но вот беда: для того чтобы приблизить эти времена, нужна встряска, способная заставить его решиться на такие действия.

Так вот, если преимущества получают те или иные крайние формы, такой отбор называют движущим.

– А может ли быть такое, что именно среднестатистическое большинство оказывается в проигрыше не перед одной, а сразу перед двумя крайними формами?

По глубине поставленного вопроса можно сразу узнать Лешу, перспективного медалиста.

– Этот процесс называется дизруптивным («разорванным») отбором. Классическим примером может быть отбор по длине крыльев у насекомых тех областей, где дуют сильные ветра. Здесь выживают или силачи, способные противостоять стихии благодаря сильным крыльям, или слабаки, выжившие потому, что вовсе отказались от полета и перешли к ползающему образу жизни. А средние – это «унесенные ветром».

Домашнее задание: придумать по два-три примера стабилизирующего, движущего и дизруптивного отбора. Можно использовать примеры из растительных, животных, человеческих сообществ, а также технологический отбор, проводимый человеком.

– Как это? – не понял Саша.

– Ну что тут непонятного! – Стас наконец-то уловил суть вопроса, который ему явно по душе. – Например, машины: на стоянке 80% из них имеют возраст от 3 до 15 лет, 9% очень старых и 9% очень молодых. И по одному проценту – только что с конвейера и музейные (свалочные) реликвии. А бывает, что спрос возникает именно на таких «мастодонтов» – тогда они стоят чуть ли не дороже новеньких, последней модели. Или оружие: старый добрый «Калашников» зарекомендовал себя лучше, чем архаичный «Шмайсер» или новый недоступный «Абакан». Но для коллекционеров важны прежде всего именно редкости. Как и в нумизматике – ценятся очень новые и очень старые монеты...

Думаю, эту тему они освоили. И не станут теперь снисходительно, с точки зрения толпы относиться к тем, кто не вписывается в общепринятые нормы поведения и суждения – возможно, это наши будущие спасители мира. Не суди да не судим будешь!

Продолжение следует