О.Л. СИЛАЕВА,
В.Д. ИЛЬИЧЕВ

Звукоподражания и экологическая биолингвистика

Экологическая биолингвистика – это новое направление в науке. Она сформировалась на основе биоакустики, экологии, зоологии, речевой акустики, лингвистики и некоторых других наук. Основным объектом ее исследования являются звуковые имитационные взаимоотношения между человеком и животными, а также взаимовлияние коммуникационных систем человека и животных.

Замечательный российский орнитолог Георгий Петрович Дементьев (1898–1969) и один из авторов этих строк впервые еще в начале 1960-х гг. обратили внимание на то, что названия многих видов птиц, обладающих звучным, заметным в природе голосом, в языках самых разных народов произносятся похоже. Такие звукоподражательные названия – межъязыковые биолингвистические параллелизмы имеют общую, единую основу в виде звуков, издаваемых соответствующей птицей.

Наиболее ярким примером параллелизма являются названия кукушки на разных – как родственных, так и неродственных – языках:

кукушка (рус.) – kukulka (пол.) – kukacka (чеш.) – соuсоu (фр.) – сuсulо (итал.) – сuсо (исп.) – сuсо (португ.) – сuс (рум.) – сuculus (лат.) – kaki (фин.) – kagu (эст.) – kakuk (венг.) – куку (марийский) – кикы (удм.) – guguk (турец.) – куке (татар.) – кокук (башк.) – какку (узб.) – kцkцk (кaз.) – kццk (хакас.) – кукук (чуваш.) – гугу (aзерб.) – kukuk (кирг.) – гугули (груз.) – cuckoo (англ.) – koekoek (гол.) – Kuckuck (нем.).

Примерно такая же цепь параллелизмов имеется и для названий вороны, с той только разницей, что все они распадаются на два класса: тяготеющие к лексической основе «кар-кра-кор» или «вар-вор-вра»:

ворона (рус.) – wrona (пол.) – врана (болг.) – варона (белорус.) – corneja (nopтyг) – corvus (лат.) – varis (фин.) – vares (эст.) – varju (венг.) – варака (мордов.) – корак (марийский) – kargasi (турец.) – карга (татар., башк., узб., кирг.) – хара (хакас.) – курак (чуваш.) – гара (азерб.) – гарга (туркм.) – krage (дат.) – kraka (швед.) – krake (норв.) – kraka (иcлaнд.) – crow (англ.) – krааi (гол.) – Krahe (нем.).

Процесс формирования подражательных названий птиц, вероятнее всего, начался в тот далекий период, когда человек впервые заметил, что если он правильно скопирует голос птицы, например призывной голос самца, то это обеспечит ему успех на охоте (что в ту пору было жизненно необходимо). Вероятно, именно в то время появился первый прообраз современного вокатива типа «ку-ку», «кар-кар» или «тега-тега». Наверное именно так древний человек, общаясь с себе подобными, обозначил соответствующих птиц, уловив прямую связь между голосом птицы и самой птицей.

Это было началом абстрагирования и категоризации. Человек выделил наиболее заметный признак предмета, его характеризующий, – голос. Скорее всего, такое обозначение произошло в период становления человеческого языка, когда голосовой аппарат человека был еще очень хорошо приспособлен к воспроизведению звуков дикой природы, а его чуткий слух улавливал наиболее важные звуковые компоненты сигнала птицы. Нужно было скопировать наиболее информативные компоненты сигнала, – ведь в птичьем голосе есть еще и шумы, элементы повторения – так называемая избыточная информация. Для того, чтобы приманить птицу, т.е. воздействовать на ее поведение, нужно было обратиться к наиболее важному компоненту.

Веками оттачивались голосовые имитации. Со временем в них оставались копии наиболее важных и информативных частей птичьего сигнала, на этой основе и возникли много позже звукоподражательные названия птиц. Это одна из причин их феноменальной живучести, стабильности и схожести в разных языках.

А сначала от качества имитации человеком сигнала птицы зависел успех охоты, т.е. в конечном счете жизнь охотника и его семьи. Благодаря звукоподражаниям, мы можем частично воссоздать ту звуковую среду, которая окружала древнего человека и на основе которой происходило формирование его собственной сигнальной системы.

Со временем сложностей общения с дикими птицами у человека не убавилось. Логично предположить, что это общение стало даже труднее, так как пресс охоты сделал птиц осторожными и недоверчивыми. Нужно было более точно копировать их природные сигналы. И в то же время человеку все труднее становилось имитировать голоса птиц только с помощью своего голосового аппарата – с развитием речи все более утрачивалась способность к точному воспроизведению звуков природы, наш артикуляционный аппарат постепенно приобретал навыки произнесения слов. Приходилось создавать инструментальные манки, используя всевозможный подручный материал: дерево, травинки, камешки и т. д. Изготовление таких манков и обращение с ними требовало особых навыков, опыта и мастерства.

Древние манки создали предпосылки для появления современных акустических средств управления поведением птиц, например синтезаторов звуковых сигналов. Были изобретены и сконструированы также различные технические вспомогательные средства имитации голосов птиц для их привлечения в охотничье-промысловых целях, на орнитологических экскурсиях, с целью фотографирования и т.д.

Предполагается, что хищнические способы охоты позднего палеолита привели к значительному сокращению численности крупных животных и вынужденному овладению приемами охоты на мелкую дичь, в частности, птиц. Наряду с этим происходило и одомашнивание животных. При этом человек неоднократно использовал чистое подражание голосу птицы и вокатив как переходную структуру от голоса к слову. Прирученная птица все больше привыкала к человеку и к его голосу, и это позволило перейти к использованию лексических вокативов, уже не требовавших точного копирования природных сигналов. Достаточно было сказать «кур-кур» или «тип-тип», и куры собирались у ног кормящего их человека. На основе вокативов сформировались позднее не только звукоподражательные названия, но и разнообразные звукоподражательные глаголы и существительные, изображающие сигналы птицы, например от «кур-кур» – курица, кудахтать, кудахтанье. У домашних же птиц, факторы экологического и этологического комфорта для которых были связаны с человеком, от поколения к поколению развивалась генетическая направленность, настроенность на его голос. Он становился для них управляющим стимулом.

Биолингвистическими параллелизмами являются не только сами названия домашних птиц, но и вокативы – их предшественники. Люди разных национальностей подзывают своих кур, уток, гусей очень похоже. Например, естественная сигнализация курицы очень разнообразна: сигналы сбора семьи, сигналы курицы-наседки, сигналы бедствия, которые подает доминирующая особь при виде опасности. Различаются даже сигналы опасности с воздуха (хищная птица) или с земли (наземный хищник, например, кошка). Вокативы общения человека с курами направлены на привлечение птиц, поэтому в их основе лежат так называемые положительные сигналы: контакта, сбора семьи, кормовые и т. д. На основе этих разных вокативов возникли и разные названия для кур в русском и других языках – все они явно тяготеют к соответствующим крикам кур.

Очень много вокативов и параллелизмов, основанных на контактном сигнале кур, который можно воспроизвести как «ко-ко-ко», или «кор-кор-кор», или «кур-кур-кур». Это тихий сигнал, с помощью которого находящиеся в спокойном состоянии птицы, собирающие корм, поддерживают связь друг с другом и с подросшими цыплятами. На основании этого сигнала возникло множество названий и для петуха, и для курицы, и для цыпленка, есть даже названия для индюка и павлина, например в говорах Ленинградской, Тульской, Рязанской, Волгоградской и других областей. Курица – куря (так называют и цыпленка) – коуръ морьскый (для павлина) – куран (петух в вятских говорах) – кураш, курыль, курыш, курун. Курехта – названия для индюшки. У литовцев петух – kurka, а у персов – churus.

Основа «кур» с вариантами широко распространена в качестве основы названий одомашненных куриных в славянских, германских, тюркских и финно-угорских языках. Детское слово «коко» для обозначения яйца тоже, по всей вероятности, возникло на основании контактного сигнала кур «ко-ко-ко». Вот несколько примеров из разных языков: «кокошка» (болг., чеш.) – курица; «кокот» – сербское и чешское обозначение петуха; kogut – польское обозначение дли петуха; kokosz, kokoszka – для курицы. Петух по-французски – «coq», по-датски – «kok», по-английски – «cock».

Вокатив «цып-пып» или «тип-тип» возник, видимо, на основе имитации писка цыплят. Это особенно хорошо заметно, если прислушаться к писку большого количества цыплят в возрасте нескольких дней. Слово «цып» очень широко распространено в славянских диалектах. Ciba – это курочка по-украински. Можно привести примеры и из других малородственных языков. По-осетински цыпленок – «карчи цъиу», по-чувашски –«чёпё», а «цып-цып» – «ципи», «чип-чип»; по-башкирски цыпленок – «себеш», а «цып-цып» – «сиби-сиби»; по-фински цыпленок – tipu, а по-эстонски tibu или tibi.

Вокативы типа «пут-пут» и «пли-пли» известны в болгарском, литовском, немецком и других языках. Вокатив «put-put» в немецком языке служит для призыва разных домашних птиц, в том числе и кур, рute – название индюшки, рutput – курочка. У кур нам не удалось обнаружить сигнала, напоминающего «пут-пут» или «пли-пли», видимо, это имитация сигналов индюшек – смешение вокативов при совместном содержании разных видов домашних птиц.

А вот в чувашском и болгарском языках для обозначения индюшки применяется слово «курка». В болгарском «пат-ка» – утка, гусь, в сербском то же слово применяется только для обозначения утки, а селезень называется соответственно «патак». Есть и вокатив «пати-пати» или «пат-пат» для призыва уток. Древнерусские названия «пътъка», «потъка» и «пъта» имеют значение «птица» и восходят, видимо, к соответствующему сигналу индюшки. В слове «кур-о-пат-ка» соединились два имитационных варианта, два вокатива: «кур-кур» и «пут-пут». И очень вероятно, что слово «птица»– конечное звено цепи: голос индюшки – пут-пут – пъта – птица. Свидетельством звукоподражательного происхождения призывных вокативов «пут-пут» и «цып-цып» является разграниченное их применение в литовском языке, первого – для взрослых птиц, второго – для цыплят.

Кроме привлекающих вокативов известны также и репелленты – сигналы отпугивания. Простейший и древнейший репеллент – «кыш», имеющий множество параллелизмов в разных языках: «хуш» (финск.), «киш» (азерб.), «кыш», «ишу» (болг.), «кыш» (рус., белорус., туркм., араб.), «хаш» (англо-ирланд.), «шаш» (англ.), stis (литов.), asio, sio (польск.), ksch (нем.). Наличие в каждом из приведенных случаев шипящей основы (звук «ш») наводит на мысль о том, что именно она является главной функциональной частью сигнала, несущей пугающую информацию. Эта гипотеза подтверждается и анализом сигналов шипения с помощью компьютерных программ.

Здесь использован не крик бедствия, на котором основаны современные сложные репеллентные сигналы, а крик угрозы – шипение многих животных как предупреждение перед нападением. И ведущая роль здесь, безусловно, принадлежит змеям, которые шипением предупреждали о своем присутствии, чтобы не быть случайно раздавленными.

Задолго до появления современных акустических репеллентов появился этот простой сигнал, с помощью которого человек прогонял от своего жилища и своей добычи непрошеных гостей и нахлебников. Пройдя длинный путь трансформаций и развития, вместе с формированием языка он утратил лишние, незначимые и трудные для артикуляционного аппарата человека детали и превратился в интернациональный сигнал.

Голос птиц, как, впрочем, и других животных, явился основой для речевого и музыкального творчества человека. Венгерский орнитолог и музыковед Петер Секе с помощью метода звуковой микроскопии доказал происхождение народной музыки от звуков природы и, в частности, голосов птиц и других животных. При многократном замедлении народных мотивов в них прослушиваются песни птиц, которые не только угадываются, но могут быть безошибочно идентифицированы как принадлежащие определенному виду. Формирующийся человек акустически воспроизводил то, что слышал вокруг.

На материале имитативной лексики можно хронологизировать процесс речетворчества. Появление звуковой речи связывают с эпохой позднего палеолита, а появление вокативов и первых слов датируется средним палеолитом, когда была развита охота небольшими коллективами.

По данным Ф.Либермана и Е.Крелина, неандертальский человек начал произносить первые гласные звуки 40–100 тыс. лет назад. По данным палеонтологии речи, этот период совпадает с эпохой одомашнения животных.

Теперь уже невозможно отрицать звукоподражательную и звукоизобразительную теорию происхождения речи, которая поддерживается как древними, так и современными мыслителями. Ее сторонниками были Я.Гримм, В.Гумбольдт и А.Шлейхер. Звуковая речь человека считается качественно новой формой акустической коммуникации и специфической формой высшей нервной деятельности человека. Она развилась на основе более древней вокализационной системы животных. Речь человека развивалась не из фонем, определяемых нами сейчас в качестве неделимых звуков, а из конгломератов звуковых сочетаний, из того, что понимается как «нечленораздельный звук». Позднее такие сочетания распались на уже известные нам неделимые звуки с соответствующими признаками фонем. Звуки стали членораздельными.