О золотом веке, гармонии и прогрессе с точки зрения эколога

Это был первый шаг человека в преобразовании природы. И привел он, в частности, к снижению устойчивости его собственной среды обитания. Экосистема тем устойчивее к внешним воздействиям, в частности к отклонениям погодных условий, чем больше ее биомасса и чем больше разнообразие входящих в нее живых существ. Из наземных экосистем наиболее устойчивы леса. Степи и саванны способны поддерживать очень высокую численность крупных животных и, соответственно, прокормить большее количество охотников, однако эти сообщества острее реагируют на колебания погоды. Кроме того, став охотником, человек сузил свою пищевую специализацию и попал в зависимость от сравнительно небольшого числа видов животных.

Существует миф, что первобытный охотник жил в гармонии с природой, а его взаимоотношения с добычей регулировались системой обрядов и обычаев, направленных на сохранение природного равновесия. Ничего подобного! Такое представление складывается, когда мы анализируем образ жизни только тех групп людей, существовавших за счет охоты, которые дожили до наших дней. Но выжили они, сохранив первобытный уклад охотников и собирателей, именно потому, что выработали способ гармоничного сосуществования с окружающим миром. А подавляющее большинство охотничьих племен исчезло с лица земли или было вынуждено перейти к питанию растительной пищей. Первобытная охота в большинстве случаев велась совершенно варварским способом, сплошь и рядом использовалась только малая часть добычи. Найдены горы костей мамонтов и древних бизонов, загнанных палеолитическими охотниками в специальные ловушки в оврагах и ущельях и брошенные на месте. Если бы все племена сумели выработать правила гармоничного сосуществования, не было бы необходимости вспахивать землю и она до сих пор была бы населена мирными первобытными охотниками.

Не исключено, что именно уничтожение человеком крупных копытных (что опять-таки можно рассматривать как экологическую катастрофу) привело к так называемой неолитической революции – возникновению скотоводства и земледелия. При недостатке дичи основным источником существования человека опять становилось собирательство. Однако уровень технической оснащенности в конце палеолита был уже не тот, что раньше. Люди владели огнем и разнообразными орудиями и поэтому смогли перейти от сбора съедобных растений к их возделыванию.

Раньше всего этот переход произошел там, где в изобилии произрастали съедобные сорняки. Только сорняки можно возделывать изолированно от других видов. вам не удастся выращивать в культуре, например, чернику. Этот вид связан с множеством других видов, создающих так называемую ценотическую среду. Создать условия для выращивания черники очень сложно и дорого. А сорняк будет прекрасно расти сам по себе, стоит только очистить пространство от других растений, например вскопать землю. Все культурные растения относятся к категории ценофобов, начиная от банана и кокосовой пальмы и заканчивая нашей родной пшеницей. Кроме того, сорняки, как мы уже говорили, обладают, как правило, очень высокой продуктивностью.

Самые древние очаги земледелия найдены в Малой Азии и Хоросане (местность, охватывающая юг Туркмении и север Ирана). Здесь в изобилии произрастает дикий ячмень – первое растение, ставшее «домашним». Здесь же обнаружены самые древние из известных «городов» – скученные поселения, в которых жили многие десятки и даже сотни людей. Предгорья Хоросана и Малой Азии почти идеально подходят для примитивного земледелия и по природным условиям. Легкие, очень плодородные и устойчивые к истощению почвы, достаточное количество осадков, «правильно» распределенное по сезонам. Сложные агротехнические изыски не нужны, так как возделываемое растение находится «у себя дома» и прекрасно приспособлено к существующим условиям. Постепенно земледельческие культуры распространялись все более и более широко. Одновременно усиливалось и воздействие человека на планету. Распашка земель разрушает естественное сообщество гораздо эффективнее пожара.

Человек-земледелец впервые стал членом экосистемы, полностью созданной им самим. Агротехника, даже самая примитивная, резко повысила продуктивность растений, а урожай поступал в распоряжение человека полностью. Самое примитивное земледелие дает с единицы площади больше продукта, чем самое высокоразвитое охотопользование. Создавая искусственную экосистему, человек стремится к предельной простоте. С поля или грядки изгоняются все растения, кроме одного, во имя его максимальной урожайности. Изгоняются и все потребители этого растения, кроме одного – самого человека. Общая масса такой примитивной системы и ее разнообразие крайне низки, однако поток энергии, питающий человека, интенсивнее, чем в любой естественной экосистеме. Кроме того, земледелие позволяет, совершенствуя агротехнику и орудия труда, очень долго повышать производительность без гибельных последствий. Подорвать численность крупных животных на обширных пространствах гораздо легче и проще, чем истощить почвы. Однако за все приходится платить. Платой за изобилие является крайняя неустойчивость системы, восприимчивой к малейшим изменениям среды.

Скотоводство было в некотором роде побочной ветвью сельскохозяйственной эволюции, зависимой от земледелия. Ни один из скотоводческих народов не способен производить все необходимые ему продукты. Не надо думать, что скотоводы питаются мясом. Забой скота производится только в самых крайних случаях и обычно приурочен к каким-то событиям: свадьбам, похоронам, религиозным праздникам. Основа питания и монголов, и казахов, и киргизов, и всех других известных мне скотоводов – молочные продукты не досыта и привозной хлеб. Единственный товарный продукт, производимый пастбищным скотоводством, – это шерсть. Специализация только на скотоводстве всегда приводит к кочевому образу жизни, который несовместим с распашкой земли, развитой добычей и обработкой металлов, производством тканей, гончарным и любым другим развитым ремеслом. Ремесла скотоводов всегда остаются на кустарном уровне. Все скотоводческие культуры существовали в соседстве с высокоразвитыми земледельческими и очень сильно зависели от них. У земледельцев выменивались многие, совершенно необходимые для жизни вещи, прежде всего металл и изделия из него. А кроме того – ткани, керамика, хлеб. Однако не всегда удавалось произвести нужное для обмена количество продукта и не всегда на этот продукт был спрос. Тогда начинались набеги – обыденный ужас всех земледельческих цивилизаций, вплоть до самого недавнего времени.

12.jpg (13994 bytes)

С точки же зрения эколога отличие скотоводов от земледельцев не принципиально. И в этом случае возникает предельно примитивная экосистема, только состоящая из трех звеньев: пастбищная растительность, один вид копытных и один вид потребителя копытных – человек. Устойчивость этой системы также крайне низка, а кроме того, как мы видели, она не в состоянии обеспечить человека всем необходимым. Забавно, что в скотоводческих экосистемах человек занимает место отнюдь не хищника – хищники из этой системы полностью исключены. Экологическая ниша человека – это скорее ниша паразита. Кстати, многие скотоводы – те же монголы, масаи из Восточной Африки – употребляют в пищу кровь живых животных. Как и положено паразиту, человек строит потребление по возможности таким образом, чтобы сохранить жизнь прокормителя.

Неолитическая революция повлекла за собой и коренные изменения диеты, вряд ли пошедшие человеку на пользу. Состав рациона людей резко сузился. Даже сейчас разнообразие нашей пищи меньше, чем у первобытных людей. А еще совсем недавно в каждом отдельном районе возделывалось всего три, четыре, от силы пять видов культурных растений. Во многих местах однообразие питания было удручающим. В древнем Шумере, например, основу питания подавляющего большинства населения составлял ячмень и немного растительного масла. Овощей и фруктов было крайне мало, а поесть мяса простому шумерийцу удавалось только на храмовых праздниках.

Были, однако, и другие, гораздо более серьезные последствия неолитической революции. Мы уже говорили о том, что земледелец получает с квадратного метра земли гораздо больше пищи, чем собиратель или охотник, что позволяет людям селиться совместно, крупными поселениями. Выгода скученности населения для земледельца очевидна. Это и возможность защиты от нападения и, главное, возможность совместного выполнения многих трудоемких работ, чего были лишены охотники. Ведь охотничьему племени необходимо владеть несколькими десятками квадратных километров на каждого члена племени. О какой концентрации населения тут может идти речь! Второе, очень важное, следствие перехода к земледелию заключается в том, что зерно, муку, растительное масло, вино, в отличие от продукта охоты, можно долго хранить и легко перевозить на большие расстояния. Появляется возможность создания запасов. Концентрация населения в сочетании с запасами продовольствия – это возможность развития ремесел и торговли, создания регулярной армии, содержания управленческого аппарата и многое другое. Заметьте, что все, без исключения, государства – земледельческие. У охотников государственные образования вообще не известны, а у скотоводов возникают только временные, обычно военные, структуры управления и принуждения, существующие за счет военной добычи и довольно быстро распадающиеся в мирное время. Кстати говоря, слово «цивилизация» происходит от латинского civis – гражданин, подданный. Цивилизация – это отнюдь не уровень культуры населения, развития науки и искусства. Цивилизация – всего лишь одна из форм организации человеческого общества, ведущим элементом которой является государство.

Как ни эффективна была новая система хозяйствования, но очень быстро, в течение нескольких тысячелетий, человечество зашло в очередной тупик. Огромные массивы земель были истощены, обширнейшие пространства Малой Азии, Северной Африки, Междуречья и других земледельческих районов, колыбель земледельческих цивилизаций, превратились в пустыни, каковыми они остаются до сих пор. Человек освоил выплавку стали, и земледелие начало проникать в лесную зону, но это не могло принципиально изменить ситуацию. Возврат к охоте и собирательству стал невозможен – людей было слишком много, а богатейшие охотничьи угодья безвозвратно канули в прошлое. Выход был только один – качественное изменение агротехники. Такое изменение требовало новых знаний, новых орудий и новых источников энергии. На протяжении всей предшествующей истории практически единственным источником энергии была солнечная энергия, аккумулированная зелеными растениями. Однако искусственные экосистемы работали на пределе, весь поток энергии уходил на поддержание существующей структуры, на развитие не оставалось ничего. В течение нескольких столетий были вырублены огромные массивы лесов, подавляющая часть древесины уходила на топливо для выплавки металлов, обжиг керамики и другие производственные нужды. Но ситуация не менялась. Срабатывал закон снижения обратных поступлений. На каждую единицу энергии, вложенную в поле, поле отвечало повышением урожая только на одну десятую единицы. Следующая единица энергии давала возврат уже одной сотой. Человек топтался на месте, был необходим принципиальный прорыв, принципиальное изменение системы возделывания земли, принципиально новые орудия, принципиально новые подходы к селекционной работе. Такой прорыв не мог быть достигнут постепенным накоплением коллективного опыта, как происходило совершенствование хозяйства до сих пор. Собственно, со времен древнего Египта и до недавнего времени ничего принципиально нового в земледелии не появлялось. Нужна была целенаправленная деятельность по добыванию и освоению новых знаний, нужна была наука в современном понимании, не обучение, но исследование.

И развитие науки за последние 300 лет, действительно, позволило выйти из тупика. Наука, помимо новых принципов возделывания и селекции, помимо новых орудий, помимо новых агротехнических приемов и новых видов и сортов культурных растений, позволила найти способы использования новых источников энергии. Человек начал широко использовать ископаемое топливо. Искусственные экосистемы получили дополнительный источник энергии. В современных агроценозах солнечная энергия покрывает меньше половины энергетических затрат, остальное – энергия нефти, природного газа и каменного угля. Мы живем на этом, четвертом этапе экологической истории, пожинаем его плоды, как сладкие, так и горькие, и конца этому этапу пока не видно, хотя в мрачных прогнозах недостатка нет.

Итак, освоив огонь и выйдя из статуса «обычного животного», человек всю свою историю двигался в одном направлении. Его стремление – получать все больше продукта с единицы площади в единицу времени. При этом устойчивость среды обитания неуклонно снижалась, а человек компенсировал это совершенствованием орудий и повышением производительности, что позволяло создавать запасы «на черный день». Природопользование же оставалось несовершенным, и переход от одной системы хозяйствования к другой был в значительной степени обусловлен разрушением окружающей среды. Противоречие между человеком и средой его обитания, точнее, между устремлениями человека и результатами его деятельности, – один из основных движущих факторов истории. Экологическая дисгармония лежит в основе многих взлетов и падений человеческих обществ. Экологические катастрофы губили народы и государства, но они же заставляли совершенствовать орудия, искать другие способы добывания пищи, развивать ремесла и науки. Так что же такое экологический золотой век и был ли он вообще?

Существует единственный и очень простой критерий оценки состояния биологического вида. Если какое-то животное или растение непрерывно наращивает численность, расширяет область своего распространения, осваивает все новые и новые местообитания – мы имеем дело с процветающим видом. Такой процветающий вид в принципе не может находиться в равновесии со средой. Равновесие, гармония, в частности, стабильная численность – это следующий за процветанием этап. Еще в древности кто-то из великих сказал – все, имеющее начало, имеет также и конец. Гармония – рано или поздно, но неизбежно – сменяется упадком, деградацией и вымиранием. Эти стадии – развитие, гармония и упадок – проходят все живые (и многие неживые) системы. Мы можем сколько угодно сокрушаться по поводу вырубания лесов, разливающейся в морях нефти и озоновых дыр, но пока мы по всем признакам процветающий вид, гармония золотого века нам еще только предстоит, со всеми ее последствиями.

Хотя достижение такой гармонии в принципе возможно на любом этапе развития. Достигли ее некоторые охотничьи племена, многие земледельческие народы существовали в равновесии со средой на протяжении тысячелетий и дожили до нашего времени, почти не изменившись. Им удалось остановить время и создать свои, локальные «золотые века». Что лучше? Бурное движение, со всеми присущими ему синяками и шишками, или спокойное равновесие, когда ничего не меняется от поколения к поколению и человеческая жизнь полностью подчинена вековым законам и традициям? Трудно сказать. Мрачные социальные и экологические прогнозы – это не столько отражение грядущей катастрофы (хотя она и очень вероятна). Это прежде всего результат недовольства собой и окружающим миром – извечный двигатель человеческого развития. В гармоничной среде царит довольство или смирение, хотя бы потому, что в отсутствие движения его невозможно представить себе. И главная, быть может, драма человеческой истории в том, что именно покой и стабильность были тем миражом, к которому стремился человек, изобретая ловушки для мамонтов, выжигая леса и вспахивая целину.