Крачки

Поля с серьезным видом поджала губы, надела на шею бинокль и, гордо подняв голову, двинулась по лесной тропе к озеру. Следом, весело блестя очками, отправился ее напарник – высокий неунывающий парень, которого все в экспедиции с подачи его инструктора называли не по имени, а по роду занятий – Затейник.

Поля была сегодня сердита на всех. Руководитель ее научной работы явно чего-то недопонимает, а о бесшабашном напарнике и думать нет никакой охоты.

Дело в том, что со вчерашнего вечера, после более чем четырех дней наблюдений, ей стало практически ясно, чем живет колония речных крачек на Небольшом Лебедином озере. Эти птицы – буквально как люди на коммунальной кухне: поминутно переговариваются, вступают в громкие препирательства, заботятся о своем гнезде, вместе гоняют врагов. Так ведь очевидно, что они думают, боятся, злятся, любят.

Поля очень аккуратно и подробно записывала увиденное в своем дневнике. Когда прилетел коршун и вся колония, дружно встав на крыло, прогнала незадачливого хищника, Поля так и записала: «Крачки испугались хищной птицы, но все вместе прогнали ее от озера довольно быстро».

И вчерашнее задание она выполнила честно и аккуратно – выбрала для наблюдения пару крачек, гнездо которых расположено совсем близко от их с Затейником шалашика-скрадка на берегу. Этой паре крачек она даже подобрала имена, называя про себя ту птицу, которую видела сидящей на гнезде, – Кристиной, а ту, которая изредка прилетала навестить наседку, – Родригесом. Уже конец июня, и у птиц скоро должны появиться птенцы, поэтому намечаются интересные наблюдения.

Затейник в фантазиях на заданную тему участия не принимал, а, хрустя, жевал за ее спиной карамельки. Его функции были просты и, по мнению Поли, примитивны – он должен был составить карту колонии. Опыт картографирования у юноши был большой – уже несколько лет он занимался туризмом. Именно туринструктор Викторыч – человек разносторонний и заводной, по основной своей профессии биохимик, призвал юного Затейника попробовать свои силы на стезе полевой зоологии и научных исследований.

Со времени первого приобщения юноши к миру изучения живой природы прошло года три. Ученый из него упорно не получался, но постоянным организаторам экспедиций на Небольшое Лебединое озеро – странноватым москвичам – он приглянулся. С тех пор каждый год ему находили дело по плечу и упорно старались приобщить, буквально за уши притянуть, к зоологии.

Но Поля думала, конечно, не о научной карьере Затейника и даже не о том, почему он не делится с ней карамельками, а о том, что утром сказал руководитель их работы. Оказалось, что полтетрадки, исписанные за несколько дней аккуратным почерком, – это «сценарий мексиканского сериала», а не наблюдения юного этолога, изучающего поведение животных. Время потрачено впустую. Милые ее сердцу Кристина и Родригес вообще оказались абсурдом. У речных крачек, оказывается, нет полового диморфизма, то есть самец от самки не отличается, но зато есть трогательная забота о потомстве: кладку родители насиживают по очереди.

От печальных мыслей Полю отвлекло то, что они пришли на место. Ни разу не удалось подойти к колонии незамеченными. Всегда взлетает сначала одна птица, за ней поднимаются почти все остальные крачки и даже одинокая серебристая чайка, гнездящаяся здесь же. Эта чайка не единственная инородная соседка крачек. На дальней от берега границе колонии живут три пары малых зуйков – смешных желтоглазых куличков. Для колонии речных крачек такое совместное жительство – довольно обычная ситуация.

Стая с громкими резкими криками кружится над самой колонией, потом все постепенно затихает. Натуралисты устраиваются на болотистом берегу озера на дощечках и начинают новую серию наблюдений.

Наблюдения за колониально живущими птицами интересны по многим причинам. Во-первых, колониальные птицы в каком-то смысле уникальны. Их совместное существование кратковременно и возникает лишь на период выведения потомства. Кроме того, в нашей стране их не так уж и много, не больше одной шестой части от всех гнездящихся пернатых. Во-вторых, когда удается увидеть животных одного вида в таком количестве, как в колониях, – до нескольких сотен одновременно, удается и хорошенько рассмотреть то, как они общаются друг с другом.

И тут надо помнить, что для того, чтобы правомерно заявлять о какой-нибудь форме контакта между животными, нужно увидеть явление не один раз, а много. А где это ловчее сделать, как не там, где велика концентрация животных – на колонии.

В-третьих, еще никто не смог дать окончательный ответ на вопрос: а почему, собственно, птицы селятся колониями?

Самый простецкий ответ дается в школьником учебнике: совместное поселение – защита от хищников. Видимо, предполагается такая схема действия птичьего коллектива: один увидел злодея, закричал «Караул!», остальные прилетели – негодяя заклевали.

Однако почему необходимо первыми бросаться на хищника? Может, лучше отсидеться? Но ведь гнезда у колониально гнездящихся птиц, как правило, находятся на открытом месте. Они практически не замаскированы. Не легче ли было бы тем же речным крачкам прятаться в одиночку в зарослях прибрежного тростника? Если хищник тебя не видит, то и ватагу на него собирать не надо. Большинство других птиц так и «поступает».

Попробуем объяснить колониальные птичьи поселения иначе. Птицы собрались там, где много корма. Но тут вступает в действие очередной парадокс природы: больше пищи – больше желающих есть – меньше корма – приходится дальше отлетать от гнезда за едой, а когда появятся птенцы – издалека приносить им пропитание. В результате – все колониально живущие птицы приспособлены преодолевать большие расстояния в поисках пищи: большинство замечательно летают, а не летающие – виртуозно плавают. Но насколько целесообразны излишние энергозатраты на далекие полеты в и без того нервный и сложный период заботы о потомстве? Попросту говоря – чем дальше летишь – тем больше кушать хочется, а дома еще жена, дети... Ответы могут быть прямо противоположными.

А может быть, все жители колонии – родственники и большая коммунальная квартира возникла стихийно? Вместе с родителями поселились дети, потом внуки... В пользу этой версии говорит то, что у колониальных жителей существует гнездовой консерватизм. То есть из года в год птицы возвращаются на прежние квартиры.

Проверить «родственную» гипотезу не так-то просто. Думается, что однозначный ответ может дать только одновременное кольцевание всех птиц на колонии (и взрослых, и птенцов). На следующий год необходимо будет проверить и сравнить кольца. Это, конечно, трудоемко для ученых и излишне нервно для птиц.

Но все эти рассуждения – для скептиков или для людей, самозабвенно ищущих истину в любом вопросе. Всем кто просто любит милых славных пташек-пичужек, можно дать прямые ответы – да, колониальное существование помогает пернатым дружно обороняться от хищников (это, кстати, используют не колониальные виды птиц – стараются селиться поближе к колониям); да, колонии образуют птицы, которым необходим один вид корма в больших количествах (рыбоядные скапливаются у морей, зерноядные – у полей); да, среди жителей колонии, несомненно, есть родственники – иначе птицы не возвращались бы на прежнее место. Как познавать природу – это уже вопрос не орнитологии, а, скорее, философии: кто-то – доверяет, кто-то проверяет.

– Эй, проснись! – Поля толкнула Затейника так, что он подавился конфетой. – Перестань кашлять! Смотри, там кто-то шевелится... Ура, первый птенец родился!

В бинокль было хорошо видно, как возле темно-серого сапропелевого холмика – гнезда речной крачки – под самым ее белоснежным брюхом копошится комочек пуха. По цвету он походил на подстилку гнезда – сухие листья кувшинок и осок, поэтому сразу его трудно было заметить. Птенец слабо попискивал и далеко от крачки-наседки не отходил. Кто бы сейчас поверил, что через несколько дней он довольно уверенно будет бегать среди кувшинок и соседских гнезд.

Через полчаса наблюдений с криком прилетел второй родитель. Наконец крачки рядом и можно хорошенько их рассмотреть. Обе птицы очень яркие и контрастно выделяются на фоне озерной грязи. Белые грудь и брюхо, серебристо-серая спина, черная шапочка, как бы надвинутая на глаза, красные лапы, красный с черным на конце клюв, будто испачканный чернилами нос Буратино.

В гнезде речных крачек обычно три, реже два яйца. Однако трех птенцов выводит далеко не каждая пара. Так произойдет и в семействе, за которым наблюдает Поля. Сейчас, когда крачка-наседка встала с гнезда, хорошо видны два оставшихся яйца. Они такой же окраски, как и птенец, – буроватой с темными пятнами. Через день из одного из них вылупится пушистый младенец с розовым клювиком и составит веселую компанию первенцу, который сейчас переваливается у родительских ног. Третьего же птенца крачки не дождутся, хотя будут упорно сидеть на последнем яйце несколько дней.

Наверное, они смогли бы продолжать бесполезное насиживание еще долго, но подросшие птенцы начинают требовать больше забот – их надо кормить, они довольно далеко разбегаются от гнезда и требуют внимания.

И одна из крачек поступает с мешающимся в гнезде яйцом так, как они прежде поступали со скорлупой, – уносит его в клюве в сторону берега. Правда, при этой гигиенической акции случается конфуз – несвежее яйцо лопается в клюве крачки, и мутное желтое содержимое тягучей струей льется на чужие гнезда. Антипатию это вызывает лишь у юной исследовательницы. Птицы и напарник-топограф к неаппетитному событию относятся равнодушно.

Но вот, наконец, рабочий день наблюдателей подходит к концу. Им пора возвращаться на биостанцию.

– Все. Пиши – конец наблюдений! – Поля тычет Затейника карандашом в бок.

– Что? Уже ужин? – кажется, турист-орнитолог задремал под монотонные птичьи крики.

Но лишь сердитый взгляд служит ему ответом. Впереди у них еще две недели кропотливого слежения за жизнью крачек. Надо посмотреть, как будут расти пуховики, как долго станут их обихаживать родители.

К десятидневному возрасту подросшие птенцы почти не нуждаются в родительском обогреве, а вот выпрашивают пищу они еще долго. Даже оперенный крачонок, уже полностью похожий на своих папу и маму, некоторое время преследует родителей, прилетевших с озера, жалостливо пища и потряхивая крылышками: «дай рыбки, дай рыбки, дай рыбки!». Некоторые обуреваемые попрошайничеством недоросли начинают приставать не к родителям, а к соседям. Конечно же, им ничего от тетушек и дядюшек не перепадает, кроме очередной трепки.

Летняя жизнь колонии заканчивается к началу августа. К этому времени все птенцы становятся летными и начинается движение птиц на зимовки.

Наблюдения можно будет продолжить и на следующий год, если речные крачки загнездятся на прежнем месте.

Однако этого может и не произойти. Небольшое Лебединое озеро естественным образом заканчивает свою жизнь – зарастают осокой его заболоченные берега, слой сапропеля, на котором удобно разместилась колония, становится толще, зеркало открытой воды – уже. Если будущее лето окажется сухим, озеро усохнет еще больше, меньше рыбы останется в его и так небогатых водах – не на что будет надеяться прилетающим крачкам и найдут они другое место, более сытное, более гостеприимное.