ЭКОЛОГИЯ

А.В. КРЫЛОВ

Продолжение. См. No 23/2000

Введение в мир гидроэкологии

Сотворив дом, бобры начинают перекрывать речку плотиной. С небольшого возвышения из ила на дне, отмеченного колышками, создают островок. А затем из кольев, довольно солидных бревен и веток строят каркас плотины, вонзая их в грунт и переплетая между собой. Промежутки заполняют песком, илом и всякой всячиной, зачастую поставляемой людьми. Мне приходилось видеть кеды, тряпки, железные запчасти к тракторам... Все это бобры добывают на берегах и в воде. Плотины бывают длиною от 1 м до 700 м, а высотой от нескольких сантиметров до пяти метров.

Нет нужды говорить о том, что все это требует колоссальных сил и огромной работоспособности. Вот строки из наблюдений Ж.-И. Кусто: «В сооружении гигантских запруд, например, 80 или 100 м длиной, участвуют многие поколения животных. Но работоспособность каждого индивидуума просто невероятна: запруда длиной 1,5 м и высотой 0,8 м может быть сооружена парой строителей всего за одну ночь.

Плотина длиной 15 м, высотой 1,5 и шириной в основании 2 м возводится самое большее за три недели. Бобр переносит без всякого усилия шести-семиметровое дерево при толщине ствола 12–15 см. Существо весом в 20 кг тащит груз 30–35 кг на суше и 40–50 кг в воде».

Зачем бобрам все это? Конечно, не для того, чтобы проявить свою тягу к архитектуре или строительству и восхитить нас. Это забота о собственном благополучии. Строя плотины, бобры могут поддерживать уровень воды в реке и не зависеть от засухи, когда реки катастрофически мелеют. Кроме того, растекающаяся вдоль плотины вода расширяет жизненное пространство бобров и позволяет им добраться до прибрежных вкусных растений.

Вода не сразу сдается и первые годы упорно промывает себе новые русла. Поэтому бобры периодически вынуждены удлинять плотины, что приводит к образованию обширных залитых территорий. А если река перекрыта сразу в нескольких местах, то со временем она превращается в длинное озеро-водохранилище, теряя свою проточность. Эти природные мелиораторы меняют не только жизнь в воде, их деятельность влияет и на жизнь по берегам реки. Представляете, какие изменения происходят в почве, затопляемой водой! Нагляднее всего изменения в жизни растений. Ведь в проточной реке лишь кое-где по берегам или в затонах можно встретить крупные водные растения – макрофиты. Но в бобровой вотчине бывает, что вся поверхность пруда зарастает кубышкой. Меняется картина растительного мира и на берегах. Хвойные породы, оказавшись на переувлажненной почве, погибают, но активно растут ивовые кустарники, канареечник, различные виды осок... Все это аппетитная пища для бобра. Они охотно употребляют до 300 видов растений, иногда можно встретить погрызы и на соснах.

На зиму эти грызуны делают довольно значительные заготовки: 20–60 м3 древесины. Бобры-заготовители расправляются с деревом диаметром 5–7 см – за 2 мин, в 30 см – за 15 мин. Иногда могут свалить дерево толщиной в метр. Конечно, пища на зиму – дело хорошее. Но только для бобров. А вот мы – другие обитатели воды – страдаем. Примерно в конце февраля бобровые запасы покрываются нитчатыми водорослями и становятся несъедобными. Древесина начинает разлагаться, а процесс разложения забирает, как известно, много кислорода. Чем же нам дышать?

Вот сколько я узнал о бобрах, кувыркаясь в их пруду, плавая по сложной системе каналов, которые они прорывают, расширяя свои владения, чтобы легче добраться до вкусной еды вдали от берега. Самый длинный канал, по которому мне удалось пройти, был 200 м в длину и примерно 1 м в глубину. Узнал я, что выходят бобры из нор в начале сумерек, впрочем, порой появляются без всякого расписания. Я решил дождаться. И вот...

Они вышли очень достойно, не спеша перебирая лапками, на которых я заметил перепонки, как у лягушек. Но что меня особенно поразило, так это хвост. Он универсален. Во время плавания – это руль. При опасности резким ударом хвоста о воду они предупреждают сородичей. Это и терморегулятор: хвост пронизан огромным количеством кровеносных сосудов, способных в жару расширяться, активно пропуская кровь по телу зверька. И, наконец, это своеобразный стул-опора, используемая бобром при работе с деревом на суше. Бобр прекрасно чувствует себя и в воде, и на суше. Под водой он способен продержаться до 15 мин, при этом специальными мускулами крепко закрываются ушные и носовые отверстия. Бобры даже способны грызть под водой: их губы так устроены, что позволяют это делать и не захлебываться.

4. Я продолжаю знакомиться с миром

Очень интересно жилось мне в пруду. Но в поисках нового я опять попал в речной поток, который огибал плотину. Вращаясь и кувыркаясь, я ударялся вместе с ним о ветви и траву. Но я выжил в этом водопаде 80 см высотой, хотя кругом гибли десятки, сотни моих сородичей. После плотины наша численность и биомасса сильно уменьшились, поредело и число видов – осталось лишь семь.

Первыми опять гибли ракообразные, и «царствовать»-доминировать оставались коловратки. Вновь нарастала скорость потока. Все вернулось на круги своя. Я уже приготовился к самому печальному, но вновь помогли бобры.

Если бобры хорошо чувствуют себя на реке, то ежегодно у заботливых пап и мам появляются бобрята. Причем вместе живут зверьки как прошлого, так и нынешнего выводков. Проходят полную программу обучения. Семьи у них большие – 6–12 особей. Но приходит время, и от семьи уходят (порой прогоняются) подросшие дети. Начинаются поиски нового места жительства.

На мое счастье здесь молодые бобры, уйдя из родительского гнезда, далеко не отошли и нашли подходящие условия километрах в трех от отчего дома. Они уже соорудили плотину, но, видимо, совсем недавно, на что указывало небольшое количество корма и моих собратьев. Но все равно число видов возросло на четыре, а численность и биомасса – в полтора раза.

Тут следует сказать об отношениях человека и бобра.

Все млекопитающие, жизнь которых тесно связана с водой – каланы, выдры, ондатры, выхухоли и, конечно, бобры, имеют замечательный мех. За это и платят симпатяги своими жизнями. Кроме шкурки, ценилось и мясо бобра. Особенно охотно покупали его монахи, «делившие» бобра на зверя и рыбу. Рыбой считали задние ноги и хвост бобра (поэтому в нестрогий пост можно было есть эту самую питательную часть зверя).

Да еще губили бобров из-за целебных свойств «бобровой струи» – выделений мускусной железы. Истребляли их нещадно, и положение оказалось критическим. В России в первой четверти XX в. оставалось лишь около 1000 (точнее – около 700) особей. Для сохранения этого вида был создан Воронежский государственный заповедник – в месте, где оставалось наибольшее количество бобров. Численность этих зверей стала быстро увеличиваться. Они расселились по огромной территории, которую населяли раньше. И счет их теперь ведется на сотни тысяч особей.

Похожая история произошла и с их североамериканскими сородичами – канадскими бобрами (по-индейски бобр – амик). Они были уничтожены почти полностью, и лишь поистине подвижничество индейского писателя Грея Оуэла (Серой Совы, или Вэша Куэнезин) спасло их от полного исчезновения с лица Земли.

Вот парадокс. Чем, вроде бы, грамотнее человек и цивилизованнее, тем меньше задумывается о судьбе растений, животных и своих потомков. На Руси в давние времена, например, было самое уважительное отношение к бобрам, хотя на них и велась охота. Но преступлением считались убийство самки и охота в местах «бобрового гона». В Америке индейцы также очень грамотно и милосердно (и очень похоже) вели «бобровое хозяйство». Так что, видимо, жизнь Природы зависит не столько от суммы экологических знаний, сколько от душевных качеств каждого человека.

Ну вот, рассказывая, я и не заметил, как подошел к опасной черте начала потока, и вновь меня потащило-понесло. На этот раз река еще не промыла себе нового обводного русла, и я попал в сито травы. Сколько же там отфильтровалось планктона! Я после прохождения этого ада насчитал только 25 своих сородичей в 1 м3 воды. Смешно говорить о численности и биомассе. Но я выжил.

Итак, мы познакомились с одной из граней гидробиологии – зоопланктоном пресных вод – и с одним из объектов териологии – бобрами. Все вместе это еще и экология, рассматривающая классическое, с позволения сказать – реликтовое, направление: взаимовлияние «животное – животное», «животное – растение», «сообщество – сообщество». Это прекрасно, что есть еще уголки, речки, не испытывающие пока антропогенного влияния. Здесь нет сточной трубы какого-нибудь завода. Здесь действуют только абиотические и биотические факторы. На этом мы и закончим рассказ о необыкновенном путешествии и замечательных знакомствах нашего героя. А его путь лежит дальше – туда, где река будет спокойной, так как несет она свои воды в водохранилище, созданное уже руками человека. Но это будет уже другой рассказ, другое путешествие.

Часть II. В начале пути (записки юных натуралистов)

К изучению Природы каждый приходит своим путем. Я с детства люблю читать биографии ученых-биологов, начиная с книг Корсунской, Спангенберга, Недялкова, Водяницкого, Арсеньева и многих-многих других. И мне захотелось рассказать вам, уважаемый читатель, об истории маленькой группы друзей из обычного провинциального городка. Рассказать историю начала их дороги в волшебную лабораторию Природы.

Все мы – восемь ребят и два руководителя кружка на станции юных натуралистов – давно любим биологию и стараемся изучать ее. С прошлого года мы не представляем себе, как можно изучать природу лишь по книгам. То есть, конечно, книги всегда были и будут нашими советчиками и справочным бюро, но есть еще путь – в волшебную лабораторию Природы. И потому мы решили идти в поход. Даже не в поход, а в настоящую экспедицию – в великое государство Биологию.

Нужно ли говорить, что жизнь наша с этого момента изменилась. Необходимо было разработать маршрут, решить, как его пройти, подумать о пище, оборудовании и снаряжении... Дел было очень много.

Решили путешествовать по малой реке. Каждая река уникальна и почти каждая – белое пятно. Тем более что именно малые реки первыми принимают на себя все тяготы последствий деятельности человека.

Прежде чем рассказать о наших сборах, хочу вспомнить Сетон-Томпсона и его «Знатоков леса». Уверенность, что не все прочитали эту книгу, дает мне право на короткий пересказ. Дело было в Ситон-Виладж, где Томпсон купил участок земли. Совершая ежедневные походы в лес, он стал замечать разрушенные гнезда, сломанные деревья и все прочее, что сопровождает дикую цивилизацию. Кто это мог сделать? Конечно, ученики ближайшего колледжа. И Томпсон отправляется к ним. Нет, нет, он не идет к директору с жалобой, не читает ученикам морали, не ругает, не просит, не заигрывает, а просто, войдя в класс, делает объявление, что всех желающих пожить жизнью настоящих индейцев он ждет в Ситон-Виладж в ближайший выходной. Нет необходимости говорить, что пришли почти все. И началась жизнь настоящих лесных людей, но учиться всем правилам и законам этой жизни пришлось долго. Учеба состояла из трех ступеней: физическое совершенствование, включающее бег, плавание, прыжки, лазание по дереву и канату; способность прожить в лесу без привычных орудий и продуктов; биологическая подготовка, после которой «индеец» должен был знать основные виды растений и животных. Право перехода со ступени на ступень давала успешная сдача «экзаменов» в полевых условиях. А каждое достижение отмечалось пером в головной убор. Какой индеец не мечтает о богатом головном уборе? Но ни один не украсит его перьями, которые не заслужил.

Так и мы наше изучение малых рек разбили на несколько ступеней. Сначала был год физического и туристического совершенствования. В течение следующего года теоретически изучали гидробиологию, готовили снаряжение и оборудование к летней экспедиции. И наконец... Река – объект изучения – Ухма. Сроки похода – с 15 по 20 июня. Средство передвижения – плот.

За сдачей школьных экзаменов, походами на свалки в поисках камер, их починки и проверки на «сдуваемость», закупкой продуктов и фотопленок прошли две недели.

Наступил тот день, когда уютная лаборатория стала похожа на продуктовый склад, автомобильные мастерские, а перед СЮН вырос палаточный городок для тренировки и штопки. К вечеру все было разложено по рюкзакам.

Вот мы и на реке в большом поселке Аринино. О, как хотелось прямо у остановки привезшего нас автобуса накачать наши камеры, связать каркас, собрать плот и отправиться в путь на нем, а не тренировать мышцы. Но, продолжая изображать на лицах улыбки, согнувшись под тяжестью рюкзаков, мы двигались дальше от поселка, прихватывая по пути сухие жерди, которые должны были стать рамой нашего плота. Только через километр прозвучала команда, столь желанная и долгожданная:

– Стой! Привал!

Интересно, как произошло слово «привал»? По нашему твердому убеждению означает оно одно: падай, где стоишь и как захочешь. Именно так мы и сделали. Вот теперь можно наслаждаться и берегом, и травой, по которой весело скакали кузнечики, любоваться манящим и загадочным лесом, можно наблюдать за парящими в вышине птицами.

Дальше каждый занимался порученным ему делом. Через полтора часа ребята вернулись с прочными, легкими и сухими жердями для плота. Мы, оставшиеся в лагере, тоже сделали много: камеры отливали черными глянцевыми боками, подставляя их под лучи солнца и от этого еще больше раздуваясь.

Потом был чай. Горячий и бодрящий. А после чая закипела настоящая работа. Щелкали фотоаппараты – это наши корреспонденты спешили запечатлеть все наши усилия. Под палящими лучами солнца мы трудились, не разгибая спин, колдуя над «скелетом» плота. У меня всегда остаются мозоли, набухающие от топора, а вот от веревки, которой вязали плот, были впервые. Это оказалось не таким уж легким делом, как представлялось в минуты сладких грез.

Два часа строительства показались нам адом. Последние усилия были потрачены на то, чтобы поднять и спустить на воду наше произведение. И вот он – наш плот – готов и ждет пути! Решили отплывать, не откладывая.

В пять минут рюкзаки лежали на клеенке, которая предохраняла наши вещи, покоясь на надувных подушках. Вошли на плот и мы...

– Эй! Эй! Тонем!!!

– У меня ноги в воде.

– И у меня.

Да! Да! Да! Плот оказался не совсем плавучим. Вернее сказать, совсем не плавучим для 10 человек. Правда, погрузились мы лишь по щиколотку и идти было можно. Вода действовала даже освежающе. Решили пройти один-два километра до места первой стоянки, а в последующие дни разбиться на две группы: пятеро идут по реке на плоту, пятеро – вдоль берега.

Медленно, но верно шли мы на своем плоту. Река Ухма имеет свой исток много выше того места, откуда мы начали свое путешествие, но там не пройти из-за узкого русла, которое еще и заросло макрофитами. их обильные заросли свидетельствовали о большом количестве биогенных элементов и органических веществ, попадающих в реку во многом из-за деятельности человека. Еще раньше, на занятиях, мы узнали, что основное количество фосфора и азота попадает в воду с полей и пастбищ. Одна корова в среднем за день оставляет в природе не менее 10 г фосфора. А один отдыхающий без собаки человек – 2 г, с собакой – до 5–6 г. А при попадании в воду даже 1 кг фосфора может начаться интенсивное зарастание реки – оно начинается, когда насыщенность фосфором превышает 0,1 кг на 1 га реки, т.е. зарастет участок протяженностью примерно 1 км. До осени на каждом гектаре малой реки может нарасти до 50 т зеленой массы. Может быть, это хорошо? Ведь зеленые растения обогащают воду кислородом, делают ее живой и одновременно очищают от растворенных минеральных веществ. Все это так, но уже в первые долгие темные ночи начинаются беды. Растения продуцируют кислород на свету только в период активного роста. В темноте и в период отмирания они, как и все живое, кислород потребляют. Поэтому в утренние часы можно наблюдать на таких реках рыбу, «ходящую» в верхних слоях воды, вдыхающую атмосферный кислород. Рыбаки в таких случаях говорят: «рыба курит».

Заросли водных растений сохранились и в тех местах, где мы шли. Но река здесь шире и, должно быть, справляется с нагрузкой. Слабые познания видов-индикаторов всплывали в наших головах, и каждая встреча с кувшинками говорила об относительной чистоте вод Ухмы на этом участке. Но по одному виду или группе организмов нельзя делать окончательные выводы.

Вот небольшая деревенька остается позади, а впереди вырисовывается гряда камней. Останавливаемся. Сил перетащить плот через перекат все равно нет, и мы выгружаем палатки, рюкзаки и провизию на берег. И валимся с ног. Но нужно еще идти за дровами, за водой, ставить палатки...

Сама природа, кажется, хмурится, наблюдая за нашей работой. Но пока ставим палатки, поспевает ужин, а после него ни пасмурное небо, ни накрапывающий дождик не могут испортить настроения. Мы смело знакомимся с ребятами, курсирующими на лодке мимо нас. В лодке у них удочки, а это лучшая причина для знакомства.

– А раки под камнями есть?

– Попадаются.

Все! В один миг мы, засучив рукава и штаны, гуськом идем по скользким камням, на ходу успевая засовывать руки под камни. Мало кто из нас ловил раков, а некоторые и видели-то их лишь на картинках. Поэтому даже холод, проникающий от пяток все выше и выше, не может остудить нашего пыла.

– Поймал! поймал! Есть!

Рисунки Т.Н. Зубковой, А.В. Крылова

Продолжение следует

 

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru