ЭФРОИМСОН В.П.

Продолжение. См. No 30/2000

Педагогическая генетика

Как это отражается на восприятии подагрика окружающими? Как это выглядит извне? Любопытно, что еще Г.Эллис (1927) свидетельствовал о том, что часто гениальные подагрики выглядели как безумцы.

Проведенное нами рассмотрение связи гениальности с подагрой имеет существенное значение для проблемы гения и безумия. Дело в том, что подагрики очень часто, даже типично, проявляют нетерпеливую раздражительность, а их близкие к бешенству вспышки гнева описывались очень часто. Поэтому очень легко усмотреть психическую болезнь, психопатию и патологическую эффективность у высокоодаренных и гениальных подагриков, хотя их ненормальное, гневливо-раздражительное аффективное поведение никак не является ни причиной, ни следствием одаренности, а результатом того, что одаренность–талант–энергия и аффективно-раздражительное поведение имеют общую стимулирующую причину – повышенное содержание мочевой кислоты.

Действительно, если человек безоглядно целеустремлен, и в особенности тогда, когда это не приносит ему особо ощутимой выгоды, люди, не понимающие значения его попыток, цель этих попыток, подлинность сверхзадачи, охотно зачисляют предприимчивого и упорного подагрика, притом раздражительного и вспыльчивого, в разряд если не сумасшедших, то во всяком случае психически ненормальных. И действительно, среди списка великих психопатов нет-нет, но попадаются подагрики, и, следовательно, еще ждут своего выявления те, у кого биографы, как это бывает в большинстве случаев, просто не отметили существовавшую подагру, естественно не придав ей ключевого значения.

Гиперурикемическая (подагрическая) гениальность-психопатичность необычайно информативна для понимания механизмов гениальности в целом. Вскрывается огромное значение биохимически стимулированной активности интеллекта и порождаемой тем самым целеустремленности для реализации способностей, для претворения их в деле, за которое человека относят к гениям или талантам.

Конечно, при отсутствии каких-либо дарований стимуляция интеллектуальной активности мало что даст, но коэффициент, получающийся от деления частоты подагриков среди гениев на частоту подагры среди обычного населения, очень велик. Он показывает, как часто способности не реализуются из-за отсутствия напрягающего стимула. Но отсюда ясно, что в качестве стимула такой же или еще большей мощности могут выступать личностные и социальные факторы от самых низменных до самых возвышенных: благородная жажда знаний, стремление к истине (исторической, социальной, узконаучной, литературной, поэтической, художественной, музыкальной), тщеславное самолюбие или славолюбие, стремление к признанию, господству, богатству, к успеху (в частности, к сексуальному успеху), жажда социальной справедливости или углубления социального неравенства, либо жажда мести, либо национальная, религиозная или социальная убежденность, словом, что-либо, толкающее на предельное напряжение всех сил, всех дарований. Изучение жизни великих людей неизменно обнаруживает у них ту или иную интенсивную страсть. Например, Бальзака, жизнь которого достаточно хорошо изучена и показана, подвигли на сверхчеловеческий подвиг (написание «Человеческой комедии») необычайное тщеславие, стремление добиваться успеха у женщин, притом непременно у женщин-аристократок.

Примеры разнообразнейших захватывающих страстей, требующих полной самоотдачи, неисчерпаемы. Они-то и служат основной причиной гениальной эффективности. Чрезвычайно важна связь коэффициента интеллекта, определяемого в школьно-студенческие годы, с последующей отдачей в виде реальных достижений в избранной сфере творчества. Решающим фактором в отдаче оказывается способность к увлеченности: эта способность является более надежным гарантом отдачи, нежели IQ.

Конечно, такая относительная независимость отдачи от тестируемого интеллекта в большой мере определяется тем, что каждый человек охотнее всего занимается тем, что ему лучше удается, а отсюда возникает и ранняя специализация в областях, соответствующих профилю его способностей, хотя возможны случаи глубокого разрыва между стремлениями и способностями; однако нереализация способностей гораздо чаще идет за счет отсутствия целеустремленности, за счет недостаточного напряжения.

Отсюда следует очень важный вывод: для проявления гениальности или таланта требуется помимо наличия ряда способностей еще и могучий творческий стимул, который, разумеется, может порождаться вовсе не гиперурикемией, а множеством других личностных и социальных факторов, но не вызывает сомнений, что гиперурикемией он порождается.

2. Синдром Марфана

Повышенный уровень мочевой кислоты является лишь одним из раскрытых к настоящему времени наследственных факторов интенсификации умственной активности. В качестве двух других примеров следует рассмотреть факт поразительной интеллектуальной энергии в некоторых случаях доминантно наследуемой болезни Марфана и мономерно наследующейся тестикулярной феминизации (синдром Морриса).

Синдром Марфана помимо «соединительнотканной триады» – гигантизм, арахнодактилия, вывих хрусталика – имеет множество тяжелых проявлений: деформация грудной клетки, порок сердца, аневризма аорты. Эта болезнь, почти всегда полуинвалидизирующая и значительно сокращающая среднюю продолжительность жизни, сопровождается очень сильным выбросом адреналина, поддерживающим у неполных инвалидов высокий психический и физический тонус. Вопреки тяжелому физическому дефекту некоторые больные проявляют удивительные творческие способности, энергию и трудолюбие.

Необычайно показательно и удивительно то, что, несмотря на чрезвычайно редкую встречаемость этого синдрома (один случай на сто тысяч населения), несколько обладателей этого синдрома оставили значительный след в истории и культуре человечества.

Прежде всего следует сказать об Аврааме Линкольне, который в молодости был чемпионом по борьбе и по лесоповалу, а затем стал адвокатом и навсегда остался самым выдающимся президентом за более чем двухвековое существование США. Наличие у Линкольна этой наследственной патологии документировано. Внешность его достаточно характерна: гигантский рост, при относительно малом туловище – огромные руки и ноги, в особенности ступни; необычайно длинные, легко перегибаемые назад пальцы, поразительная худощавость.

Мужество Линкольна можно назвать абсолютным. Он проявлял личный героизм десятки раз; его выдержка и работоспособность были героическими, решения – исключительно глубокими. Когда популярность Линкольна в ходе войны пала предельно низко и возникла мысль выдвинуть в президенты Улисса Гранта, самого лучшего полководца северян, тот ответил, что первым условием победы является переизбрание Линкольна в президенты на новый срок.

Однажды, обходя госпиталь, Линкольн пожал руки огромному числу раненых. «Главный хирург госпиталя забеспокоился. Линкольн улыбнулся и сказал, что мускулы у него крепкие. Он вышел за порог хибарки хирурга, взял топор и принялся рубить дрова так, что щепки летели во все стороны. Передохнул и той же правой вытянутой рукой поднял колун до уровня плеч, при этом рука нисколько не дрожала».

Для обычных мужчин это было бы лишь свидетельством большой физической силы и неутомимости. Но Линкольн был безобразно худощав, у него почти отсутствовала мускулатура, и конвейер рукопожатий, и такая рубка дров, и поднятие колуна – доказательство и следствие мощного выброса адреналина, иллюстрация способности к поразительной мобилизации силы. Что до напряженности его мышления, то во многие хрестоматии вошли слова Линкольна на Геттисбургском кладбище – образец великих мыслей, сжатый в трехминутную речь. Он говорил о «правительстве народа, из народа, для народа». Линкольн выступал почти экспромтом, но дал программу на века.

Перед вторыми выборами, во время войны, Линкольн сказал одной делегации: «Господа, я не считаю себя лучшим человеком в этой стране. Мне только вспоминается старый голландский крестьянин, который сказал своему спутнику: «Не следует менять лошадей как раз тогда, когда переезжают реку». Он всегда умел сказать кратко и убедительно самое главное и делать главное, нужное, реальное.

Синдром Марфана был у Ганса Христиана Андерсена, Шарля де Голля, Корнея Ивановича Чуковского, ихтиолога Г.Никольского. Всех этих людей характеризует исключительные ум, сила воли, энергия, работоспособность, творческая активность, деятельная, несмотря на серьезный недуг, жизненная позиции. Из медицинских и биографических источников мы можем более чем «заподозрить» синдром Марфана у Н.Паганини и В.Кюхельбекера. По поводу Паганини в медицинской литературе уже были высказаны утверждения о наличии у него этого синдрома. Основанием послужило то, что невероятная гибкость суставов позволяла ему вытворять невообразимые вещи, например, он мог над кистью руки (!) дотягиваться большим пальцем до мизинца. Известно, что, играя на скрипке, он мог принимать самые причудливые позы, очень далеко отставляя правое бедро или склоняя голову. Дискутируется, могло ли это быть следствием упражнений, невероятных по трудности, или осуществлялось благодаря характерной для синдрома Марфана повышенной гибкости суставов.

Еще раз повторим: частота встречаемости синдрома Марфана в популяции 1:100 000. При этом даже если не причислять к разряду наиболее выдающихся людей ни Кюхельбекера, ни Чуковского, ни Никольского, то оставшиеся три на триста наиболее знаменитых – это частота в тысячу раз более высокая.

3. Синдром Морриса

В длинном ряду исследований была отмечена исключительная деловитость, физическая и умственная энергия женщин с тестикулярной феминизацией (синдромом Морриса), наследственной нечувствительностью периферических тканей к маскулинизирующему действию мужского полового гормона, вырабатывающегося семенниками. В результате этой нечувствительности дородовое и послеродовое развитие организма, обладающего мужским набором хромосом (46/ХУ) и семенниками, идет в женском направлении. Развивается псевдогермафродит – высокая, статная, стройная, физически сильная женщина, у которой нет матки, влагалище очень мало, не менструирующая, не рожающая, но в остальном способная к сексуальной жизни и нормально влекомая к мужчинам.

В силу бесплодия псевдогермафродитов – носителей мутации – эта аномалия очень редка среди населения (порядка 1:200 000 среди женщин). Псевдогермафродитизм, взятый изолированно, мог бы порождать тягчайшие, инвалидизирующие психические травмы. Тем показательнее поразительная эмоциональная устойчивость этих больных, их жизнелюбие, многообразная активность, которая делает многих из носителей синдрома Морриса выдающимися личностями. Например, по физической силе, быстроте, ловкости они настолько превосходят физиологически нормальных девушек и женщин, что часто становятся спортсменками, показывающими замечательные результаты на женских соревнованиях. Именно поэтому обладательницы синдрома Морриса (легко опознаваемому по отсутствию полового хроматина в мазках слизистой рта) подлежат исключению из женских спортивных состязаний. При редкости синдрома среди населения он обнаруживается почти у каждой сотой из выдающихся спортсменок.

Ярко проявляется превосходство «страдающих» или, быть может, «одаренных» синдромом Морриса в интеллектуальной сфере. Оставили ли женщины с синдромом Морриса в истории след, подобный тому, какой оставили мужчины, носители синдрома Марфана? Гигантизм при Марфане бросался в глаза и прослеживался в потомстве, тогда как тестикулярная феминизация – аномалия очень интимная и больные потомства не оставляют.

Самый убедительный пример – Жанна д’Арк (1412–1431). По описаниям, она была высокоросла, крепко сложена, исключительно сильна и вынослива, но при этом была стройна и имела тонкую женственную талию. Ее лицо было очень красиво. Общее телосложение характеризовалось несколько мужскими пропорциями. Она отличалась большой любовью к физическим и военным упражнениям. Подобно многим девушкам с синдромом Морриса, она любила носить мужскую одежду. Но все эти факты имеют второстепенное значение перед тем обстоятельством, что у нее никогда не было менструаций (французский энциклопедический словарь «Larusse», 1967), что прямо и патогномонично позволяет через пять с половиной веков уверенно ставить диагноз тестикулярной феминизации этой физически исключительно полноценной девушке. Ее энергия, решительность, храбрость, ум, находчивость, героизм, последовательность, упорство и воля поразительны. Если есть в истории такой случай, когда одно-единственное лицо круто изменяет ход событий, то это именно появление Жанны д’Арк к концу уже проигранной Столетней войны. Неоспорима роль воздействия той социальной и общественной обстановки, которая еще в детстве возбудила в девушке «великую жалость к Франции», но разгадка ее неукротимой энергии и активности кроется все же в синдроме тестикулярной феминизации.

Как нам представляется, приведенные цифровые и фактические данные свидетельствуют не только о целесообразности изучения патографии великих ученых и других гениальных деятелей с целью раскрытия других, еще неизвестных механизмов гениальности; наши розыски указывают на то, что в подавляющем большинстве биографий вообще нет данных о том, чем именно в течение жизни болел данный великий деятель. А как оказывается, именно это может привести к разгадке внутренней причины его неустанной активности, и мы рассматриваем свое исследование только как этап для развития работ в направлении изучения биохимической генетики гениальности. Для этого прежде всего нужно создание новой области изучения, которую на первых порах можно было бы назвать исторической генетикой, потому что свои отправные идеи она должна черпать из естественно-научных и медицинских биографий исторических деятелей.

СВЯЗЬ МЕЖДУ ГЕНИАЛЬНОСТЬЮ И ПСИХОПАТИЕЙ

Мало найдется вопросов, постоянно вызывающих так много пустой, дилетантской, псевдонаучной болтовни и писанины, как проблема связи между гениальностью и безумием, психозом, психопатией. Но разительные противоречия несомненно подлежат строго аналитическому разрешению, которое должно прежде всего исходить из того, что гений, творения которого получили социальное признание и реализовались, является создателем гигантских ценностей, независимо от того, можно ли им дать какую-либо экономическую оценку. Продукт его личного, индивидуального творчества эквивалентен продукту труда тысяч и даже сотен тысяч людей. Этот продукт его труда эпохален, и недаром обычно считается, что гений появляется примерно один раз на миллион людей, а то и реже.

Вторым исходным положением является то, что гений может постоянно, до самой смерти, даже в случае успеха, даже став знаменитым, сомневаться в ценности своего творчества, может из скромности, осторожности, такта молчать о значении своего труда, но вместе с тем понимать, что решает или решил сверхзадачу. Но именно сознание громадного значения своего труда, пусть пока не удающегося, не признанного, естественно и неизбежно ведет к тому, что истинный творец не особенно ценит или даже не замечает многое такое, что составляет главную, громадную ценность в глазах совершенно подавляющего большинства других, пусть и одаренных по-своему, но не столь творчески напряженных людей. Работая над произведением (поэмой, оперой, картиной, скульптурой, архитектурным сооружением, математической или физической задачей, прибором, химическим синтезом или анализом, гипотезой или теорией, изобретением или машиной, раскопкой или расшифровкой, планом кампании, похода или сражения, рукописью речи, статьи или книги, интригой или махинацией, сулящей ему нужное решение, а может быть, и признание, славу, власть или состояние) – талантливый человек также естественно пренебрегает всем, не безусловно необходимым, всеми условностями и манерами, как и искатель, напавший на золотую жилу или нефтеносный участок.

Даже неуверенное осознание значения ведет к тому, что истинный творец не считает ни ценным, ни значимым то, что является главным и жизнеопределяющим в глазах и бездарностей, и даровитых, но менее творчески напряженных, менее целеустремленных людей. Пренебрежение повседневностью, «невечными благами» совершенно естественно вытекает из наличия сверхзадачи. Не счесть вполне естественных странных («оригинальных», «эксцентрических») привычек увлеченных своим делом людей. Но не имеет никакого значения для личностной оценки таланта то, что пренебрежение бытом, одеждой и даже общепринятой «аккуратностью» зачастую становилось модой у всех бездельников всех времен и народов и что таким же пренебрежением отличались не только люди сверхзадачи, но и люди опустившиеся, и даже многие подонки.

Отвлекаясь от подобных чисто внешних мелочей, надо сразу подчеркнуть, что давно прошли времена, когда Саламанкский совет мог назвать проект Колумба безумным и заключить, что государству не подобает на него тратить время.

Конечно, память истории хранит предостерегающе-трагический результат приема Наполеоном Бонапартом талантливейшего математика, инженера-артиллериста Фултона, пришедшего с чертежами изобретенной им подводной лодки, торпедоносца и парохода. Наполеон выгнал Фултона, который впоследствии покончил с собой. Но неизвестно, кто же пострадал больше – Фултон или Наполеон, посчитавший Фултона сумасшедшим и упустивший свою мечту – победу над английским флотом.

Сохраняет силу вопрос Нильса Бора, достаточно ли безумна выдвигаемая теория, чтобы оказаться правильной. Но все это редкие исключения. «Безумные» идеи Лобачевского о неэвклидовой геометрии хотя и не получили своевременного признания, все же не привели к госпитализации ученого и не помешали ему сохранить ректорство в Казанском университете.

Всякая творческая работа требует солидного фундамента профессиональных знаний и умений либо широкого кругозора и строгой последовательности мыслей, предусмотрительного отведения основных возражений и т.д.; поэтому подавляющее большинство паранойяльных претендентов на гениальность, талант и изобретательство сразу отпадает по признаку некомпетентности. Напомним, что Давид Бурлюк дня за два смастерил недискутабельно хороший пейзаж для своего отца, заподозрившего было, что кубистические рисунки сына – результат лености и неумелости.

То, что истинные творцы достаточно сознают величие своего дела, значение своего признания, засвидетельствовано достаточно давно и достаточно хорошо. Например, Бенвенуто Челлини, выведенный из себя, никогда не стеснялся заявить о своем мастерстве. А чего стоит ответ Микеланджело на замечание о том, что у его статуй на гробнице Медичи нет портретного сходства: «Кто будет знать через тысячу лет, как выглядели герцоги»? Нет, гении и таланты обычно знали цену своему делу, и естественно, что ко всему остальному, даже житейски важному, они относились как к чему-то второстепенному.

По определению, которое дает Чернышевский, талант должен выразить то, что многие понимали, но не могли сформулировать, гений же должен понять то, что до него не понимали. Для этого, разумеется, наличие способностей является необходимым, но не достаточным условием. Если в явлении скрыта истина, до нее нужно додуматься, ее нужно открыть и показать. Для этого требуется напряжение. Иначе все это уже было бы давно сделано в достаточно впечатляющей форме. Но это напряжение вообще невозможно, если человек не воспринимает поставленную задачу как цель жизни, как нечто такое, по сравнению с чем все остальное неважно, второстепенно. Необходимо само посвящение. Герцен сознательно пожертвовал всем своим огромным влиянием в России, выступив в 1863 г. в защиту непопулярных на его родине польских повстанцев. Тираж «Колокола» упал с тысяч до сотен экземпляров, и Герцен умер почти забытым. Но он спас честь России и русских демократов. Значит, все остальное должно уйти на задний план, стать второстепенным. И в том, что нельзя стать гением, не будучи «беззаветником», не поступая вопреки «здравому смыслу», и таится причина того, почему все время муссируется проблема «гений–безумие».

Однако нет в реальности такой связи, она в действительности отсутствует, потому что настоящая шизофрения, настоящий маниакально-депрессивный психоз, настоящая эпилептоидность в сумме поставляют столь небольшую долю гениев, что она сравнима с количеством этих заболеваний в среднем в популяции. Гении действительно должны отличаться несколько большей возбудимостью или умственной возбужденностью, но зато им необходима исключительная витальность, чтобы выдержать свой изнурительный труд.

Не стоило бы уделять внимания этому вопросу, если бы речь шла только об обывателях. Но с самой седой древности, при самых различных режимах, под разными флагами велась борьба со всеми выдающимися умами, со всеми, не укладывающимися в общепринятый трафарет мышления и поведения. Вполне естественно, что пускается в ход обвинение в колдовстве, в сумасшествии, как это было, например, сделано с Чаадаевым.

Представление о безумности гениев не в малой мере порождено их действительно почти постоянной житейской неудачливостью. Даже самые общепризнанные и успешные творцы зачастую выглядят неудачниками. Как пишет Кречмер, изобретатели делятся на удачливых и неудачливых; последних называют параноиками. С точки зрения житейской – почти все гении неудачливы, следовательно – параноики.

Подлинных гениев и высокоодаренных лиц, как правило, выделяет именно то, что они живут совсем иными оценочными критериями, нежели люди, лишенные больших дарований. Однодумие, скудость житейских интересов объясняется всепоглощающей занятостью своим делом. Повторим еще раз: подлинно творческий человек значение своего труда, своей задачи, конечно, прекрасно осознает, вне зависимости от того, удается ему эту задачу решить или нет. Отсюда проистекает нередко и безразличие к судьбам близких, которое так возмущает всех.

Над всеми гениями самой разнородной этиологии, составляющих подавляющее большинство гениев, как и над подагрическими гениями, неизбежно довлеют призраки «психопатологичности»: для того, чтобы реализоваться в качестве гениев, им необходима такая увлеченность, которая в сочетании со скоррелированными проявлениями неминуемо навлечет на них соответствующее подозрение или даже диагноз, тем более что повышенная возбудимость центральной нервной системы почти неизбежно сочетается с повышенной восприимчивостью, а следовательно, ранимостью.

Мы должны сформулировать четкий вывод: патопсихология гениальности носит чисто поверхностный, конвергентный характер. Гений и талант, как правило, обладают, и это будет показано ниже, повышенной витальностью, а примеры патопсихологии часто поверхностны, они могут обнаруживаться и у людей, вовсе не даровитых, но достаточно сильно занятых делом.

Но, с другой стороны, совершенно ясно, что помимо наследственных патологий, возбуждающих умственную, творческую энергию, не может не существовать большого числа самых разных наследственных или ситуационно возникших «патологий», которые имеют чисто социальный генез, и это можно иллюстрировать множеством примеров; они могут порождаться особыми формами импрессинга – любыми впечатлениями, воспринятыми в чувствительные периоды формирования личности и наложившими отпечаток на все последующее развитие.

Известно, что сверхромантичный Шиллер покрывал оборотные стороны листиков своих лирических стихов подсчетами ожидаемого за них гонорара и весьма трезво обсуждал в письмах к своей невесте и будущей теще свои перспективные заработки и гонорары. Угрозы кредиторов не давали покоя Бальзаку, вынуждая его писать в бешеном темпе один роман за другим, а затем тратить значительную часть гонорара, оплачивая корректурные правки. Карточные долги, вечное безденежье, требования издателей чрезвычайно подгоняли творчество Достоевского. Вспомним трагические переживания Ван Гога, разорившего своего брата.

Что возбудило невероятную творческую энергию и отдачу Пушкина? Лицейское окружение, изумительно стимулирующее умственное развитие и творчество? Литературно-поэтические кружки? Чувственность поэта и стремление стать избранником дам? Оскорбительная дисгармония между знатностью рода и вечным безденежьем? Контраст между самосознанием огромности своего творчества и жалким придворным званием? Разве поразительная талантливость не может сочетаться с бездеятельностью? Не следует обижаться за поэта. Пушкин был первым по времени русским писателем-профессионалом, живущим на гонорары. Его гордость, чувство собственного достоинства не могли не страдать ежедневно при царском дворе и в обществе.

Надо согласиться с тем, что при прочих равных условиях личностные странности могут не только не мешать, но даже способствовать таланту или гению. Более того, известно, что многие подлинные гении и таланты в свое время целенаправленно выкидывали различные шумные шутки якобы для эпатирования мещан (вспомним художников и поэтов различнейших «измов», Есенина с приходом в салоны в лаптях или валенках, Маяковского в желтой кофте).

Все это ничуть не принижает титанов, это лишь показывает обстановку их творчества, показывает, что и им не было чуждо ничто человеческое, а главное, показывает то напряжение, то почти непереносимое давление условий, в которых им необходимо было работать. Бальзак был тщеславным мотом и неудачным дельцом, но ведь это, конечно, обусловилось тем, что ему всю энергию и внимание приходилось расходовать на писательскую деятельность. Золя был, по заключению психологов и психиатров, год интенсивно изучавших его с целью раскрыть на создателе «Жерминаля» секрет гениальности, совершенно нормальным человеком с некоторыми исключительными способностями. Именно исключительность способностей, по-видимому, нередко порождает то патологическое напряжение, тот мощный стимул к реализации, который прослеживается в деятельности почти каждого гения, даже творящего «шутя». Так, в творчестве Лермонтова поражает исключительная напряженность обращенного на себя анализа. Подобно Достоевскому, Лермонтов целиком поглощен своими личными проблемами, почти каждый его персонаж – это он сам, пишет ли он о Печорине или о Грушницком, о Максиме Максимовиче или об Арбенине.

И все же вернемся к трем моментам, к трем исключительным сочетаниям, когда психопатия и психоз действительно положительно коррелируют с гениальностью. Первая из них – эпилепсия-эпилептоидность, связанная, с одной стороны, со способностью бесконечно, методично, назойливо копаться в мелочах, с невероятной настойчивостью. А с другой стороны – с безудержным аффектом и со всепроникающим стремлением к компенсаторному демонстрированию своей хорошести, даже наилучшести. Самой яркой фигурой этого типа является, пожалуй, Федор Михайлович Достоевский, с доминантно-мономерным наследованием комплекса эпилепсия-эпилептоидность не менее чем в трех поколениях, у 8–9 членов его семьи. Возможно, что впоследствии самым крупным и значительным в творчестве Достоевского будет признано то, что этот «жестокий талант» сумел еще в конце XIX в. провидеть и художественно доказать беспримерную опасность для человечества ничем не сдерживаемых аффектов самоутверждения.

Четкая связь между психопатией-психозом обнаруживается и в тех случаях, когда патологическая извращенность мышления или восприятия мира позволяют художнику найти какую-то свою, ни на что не похожую точку зрения, свое совершенно особое видение мира, обладающее интенсивностью «взгляда дикаря». Может быть, сюда относится и акцентированная эротомания больного туберкулезом Обри Бердслея, так ярко выразившаяся в его потрясающих рисунках; и пусть не будет забыто его распоряжение сжечь его архив – распоряжение, написанное «в моей предсмертной агонии».

Может быть, в связи с этим стоит упомянуть, что некоторые крупные художники страдали серьезными дефектами зрения (Сезанн, Уистлер и др.), тоже порождавшими особое видение, но уже не на уровне центральной нервной системы, а со стороны глаз.

В некоторых случаях именно психопатичность дает возможность совершенно по-особому видеть мир, и это видение может стать откровением. Таковы особенности дара Э.Т. Гофмана, Э.П. Чурлениса, Врубеля, Кафки.

Третий вид связанной с психопатией-психозом гениальности (или поразительной талантливости) вызван теми периодическими тягчайшими спадами настроения и резкими подъемами энергии, которые характерны для циклотимии и ее крайнего психотического варианта, гипертимной депрессии. Если «психопат» или даже больной успел обзавестись до развития болезни достаточным арсеналом знаний, понимания и умений, если болезнь или обстановка не слишком разрушительны, то будучи почти бесплодным в периоды депрессии, в период подъема энергии (гипоманиакальности) больной (например, Огюст Конт) именно благодаря огромному вкладу энергии, поразительной напряженности и творческой сосредоточенности может успеть подняться до высочайших вершин человеческого духа. И здесь стоит вспомнить слова Бальзака – «Интенсивность – это все».

Кстати, именно маниакально-депрессивный психоз, то есть именно биполярность, переход от депрессии к возбуждению, обычно наследуется четко мономерно, и здесь следует ожидать в восходящих и нисходящих поколениях случаев выдающейся продуктивности. Но следует четко отличать эти циклические смены депрессии повышенной активностью от односторонних (монополярных) спадо-депрессий, часто имеющих ненаследственную природу (например, инволюционную). Последние встречаются гораздо более часто.

Все изложенное, как нам кажется, достаточно объясняет и естественность возникновения, и ложность посылок, на которых строилось представление о связи гениальности с безумием. Идея отведена на надлежащее, иерархически невысокое место, и показано, в каких направлениях может оказаться плодотворной ее дальнейшая разработка. Несравненно более важной, на основе представления о безграничности потенциальных возможностей человеческого ума, оказывается разработка методов стимуляции этих потенций, методов, базирующихся на принципе импрессинга.

Возможно, что пока наиболее ценным выводом является установление принципов постижимости причин гениальности и множественности ее механизмов. Не менее важно установление глубины нашего незнания того, что необходимо знать о гениях прошлого, а также кое-чего из того, что именно нам нужно узнавать о них и тем более о гениях настоящего времени. Важно установить вновь, что «мы ленивы и нелюбопытны», хотя этот упрек Пушкина по поводу нашего незнания творчества Грибоедова, как заметил В.Б. Шкловский, исправлен Ю.Тыняновым. Становится ясным, что гениев надо не только рано отбирать, но что их становлением можно управлять, что они часто гаснут из-за множества случайностей, из-за отрицательных импрессингов, создающих у них определенные ценностные параметры.

Возникает необходимость в создании исследовательских программ в области, которую можно назвать исторической генетикой – генетикой исторических личностей, отнюдь не только государей и полководцев, но и вообще всех гениев человечества, секреты взлетов и падений которых нужно искать не только в их социальной среде, но и в их личностных особенностях.

Возникает необходимость развития как бы генетической истории, учения о роли наследственных положительных и отрицательных вариантов в истории как одного из факторов ее индетерминированности, как одного из слагаемых ее «случайностей». Ведь оказывается (и в XX в. только неумный догматик может это отрицать), что появление подобных вариантов в какой-то мере закономерно порождается неисчерпаемой наследственной гетерогенностью человечества. К сожалению или к счастью, появление таких вариантов и их влияние на развитие человечества остается непредвиденным.

РАЗВИТИЕ ОДАРЕННОСТИ

Осторожно пока отодвинем на второй план генеалогические исследования. Общепонятно значение профессиональных традиций, окружающей с детства среды для развития одаренности, а примеры исключительно раннего проявления высочайшего таланта и даровитости, которые ни на какую среду не спишешь, пока будем считать мало убедительными именно в силу их исключительности.

Много десятков лет назад весь мир был удивлен неожиданным успехом пяти советских скрипачей в Брюсселе на конкурсе королевы Елизаветы. Одним из лауреатов была Галина Баринова, дочь профессора московской консерватории. Надо полагать, что кроме личного таланта у нее были все условия для раннего распознания и развития этого таланта. Но гораздо информативнее то, что остальные четыре лауреата были евреями, и все – из Одессы. Если даже кто-то способен вообразить, что евреи – особо музыкальная нация, то неужели особенно одарены не какие-либо, а именно одесские евреи?

Ларчик, как все, вероятно, помнят, открывается просто. В Одессе существовала музыкальная школа, в которую, по давней традиции, местные евреи обязательно водили на проверку всех 4–5-летних малышей. Отбирая из тысяч одного, прививая им с детства фанатическую любовь к музыке, профессор Петр Соломонович Столярский и поставил этих четырех лауреатов.

Конечно, без специфического математического, шахматного, лингвистического, музыкального таланта и всего комплекса слуховой памяти, без художественного, скульптурного, архитектурного таланта и всего комплекса зрительной памяти, без рождения поэтом и т.д. так же трудно сделаться гением или выдающимся талантом, как коротконогому подростку с пороком сердца – великим танцором или спринтером.

Если никаких видов одаренности нет (явление, скорее свойственное лицам с субнормальным интеллектом, впрочем, изредка и необычайно одаренным в одной-двух очень узких сферах), то индивид не станет ни гением, ни безумцем, ни даже оригиналом и выпадет из рассмотрения. Следовательно, во всех случаях выдающегося творчества оно прежде всего порождено интенсивностью, напряженностью мышления, его целенаправленной мобилизованностью.

Для того чтобы сориентировать педагогов в столь сложном вопросе как развитие одаренности, необходимо, как нам кажется, напомнить и критически рассмотреть исследования Л.М. Термана и его группы, которые поставили следующий вопрос: «Каковы физические, психические и личностные свойства, характерные для детей с повышенной интеллектуальной одаренностью, и какого рода взрослыми становятся типичные дети этой группы?»

Каждая классная руководительница в калифорнийских городских школах заполнила бланк, в котором нужно было указать трех наиболее способных учеников в классе, которым она руководила в предыдущий год, а кроме того, самого младшего и самого способного ученика. Все отобранные школьники (1528 человек) прошли общеамериканский тест, а выдержавшие его также и полный тест Стэнфорд-Бине. Тестирование в качестве контроля поголовно всех учеников трех калифорнийских школ показало, что принятый метод позволяет выявить около 90% всех одаренных детей, причем наиболее способным, как правило, оказывался самый младший ученик в классе. Этот метод позволил отобрать из почти 160 000 школьников – 661 самых даровитых и, кроме того, в обследование вошло еще 809 одаренных детей, отобранных ранее. В итоге из 250 000 школьников было отобрано 1470 наиболее одаренных, которые подверглись многогранному испытанию, как и контрольная группа школьников. Средний IQ подростков одаренной группы составил 151,0. Хотя Терман и не упоминает о социальной преемственности, ее значение видно из профессионально-социального высокого уровня родителей: 31,4% отцов оказались «professionals», что примерно соответствует специалистам с высшим образованием или людям, занимающимся свободными профессиями; 50% полуспециалистами и коммерсантами и только 12% отцов оказались квалифицированными или полуквалифицированными рабочими.

Данные Термана соответствуют и другим результатам, полученным американскими исследователями, по которым, например, большинство из 885 самых выдающихся ученых США оказались детьми лиц «свободных профессий», преимущественно с высшим образованием. Такое же происхождение имела половина выдающихся американских писателей.

Дети, вошедшие в группу высокоодаренных, в большинстве своем происходили из семей, где было два и более поколений живущих в городах и имевших два поколения с высоким образовательным уровнем. Так, средний образовательный уровень отцов и матерей составлял около 12 лет обучения, а дедов-бабок – 10,5, что на 4–5 лет («классов») превышало средний уровень образования населения США в соответствующие периоды. Проведенная оценка домашних и интеллектуальных условий, внимания родителей к успехам детей, количества книг и т.п. у одаренной группы оказалась, как правило, либо хорошей, либо очень хорошей. Небезынтересно, что из всех семей с одаренными детьми 151 семья дала по два таких ребенка, 20 семей – по три, 9 семей – по четыре и две семьи – по 5, что ярко свидетельствует о семейности одаренности.

одаренные дети физически несколько превышают своих сверстников. Частота психозов и психических расстройств среди близких родственников одаренной группы не превышает среднюю для всего населения. Школьные отметки слабо соответствовали способностям, хотя в общем педагоги довольно правильно оценивали и интеллект и волевые качества своих питомцев. Большинство даровитых школьников по знаниям примерно на 2–3 класса обгоняют то, чему учат в школе, которая в их образовании играет второстепенную роль. Интересы одаренных детей многосторонни и неожиданны.

Чрезвычайный интерес представляет прослеживание интеллектуального уровня даровитых детей спустя 6 лет (1926–1927 гг.), а особенно через 24 года (1945 г.), когда удалось получить информацию о 1320 ранее обследованных. Тестирование интеллекта у взрослых показало довольно высокую корреляцию с результатами тестирования в возрасте 3–13 лет, но со средним IQ = 134 вместо 152, что авторы объясняют экономической депрессией 1930–1932 гг. и войной. Около 88% одаренных поступили в колледжи, 69% окончили его, причем в среднем на год раньше, чем оканчивали колледж студенты из контрольной группы. Окончили колледж с отличием 36% одаренных, а неокончившие колледж или окончившие без отличия причиной считали то, что, получая без труда хорошие отметки в школе, они недооценили трудности получения высшего образования.

45% мужчин работали в качестве специалистов (юристы, преподаватели колледжей или университетов, врачи, химики, писатели, журналисты и т.д.), при средней частоте этого ранга среди населения 5,7%. 27% занимали руководящие менеджерские должности, 20,7% – должности менеджеров и только 6% занимались менее квалифицированной работой. Характерен очень высокий образовательный ценз жен и мужей выходцев из одаренной группы (почти 50% с высшим образованием). Средний IQ у 384 детей одаренных родителей составил 127,7. Частота психозов, как и частота алкоголизма (14 на 1236) точно соответствовала популяционной, а преступность была единичной, 17 человек стали гомосексуалистами, что тоже не превышает среднюю частоту.

Авторы уделили особое внимание судьбе 81 ребенка с IQ=170 и выше (уровень, достигаемый не более чем 3 детьми из 10 000). Оказалось, что эта группа, не выделяясь в других отношениях, научилась чтению на год раньше, на 8 месяцев раньше окончила среднюю школу и годом раньше окончила колледж, чем вся группа одаренных. Они чаще других одаренных были специалистами, но по заработку не превышали их. Терман подтверждает сделанный им 30 годами раньше вывод, что уровень IQ является одной из важнейших характеристик ребенка и имеет высокую прогностическую ценность.

Однако существует чрезвычайно важная и очень трудно учитываемая переменная: громадное значение интенсивности мотивации во время предшествующего развития ребенка. Интенсивность мотивации в большей мере зависит от импрессинга, создающего свойственные индивиду ценностные шкалы. Косвенным образом значение этой переменной объясняет то поразительное обстоятельство, что 81 ребенок с коэффициентом интеллекта, превышающим 170, не очень четко выделился своими достижениями из всей группы одаренных.

Действительно, как мы уже сказали в начале этого раздела, по ряду более поздних исследований установлено, что если IQ превышает 110, т.е. нет существенных дефектов способностей и они в сумме превышают средний уровень, решающее значение приобретает уже не уровень способностей как таковых, а интенсивность мотивации, т.е. волевое напряжение, стремление выдвинуться или совершить нечто ценное. По-видимому, при достаточно сильной мотивации человек с не очень выдающимся средним уровнем способностей выберет себе ту область деятельности, в которой он наиболее одарен. Дальнейшее же определяет целеустремленность, напряженность работы, т.е. волевые факторы, разумеется, если возможности выбора сферы деятельности достаточно широки.

К концу 1945 г. одаренная группа, находившаяся в возрасте около 35 лет, опубликовала 40 книг и монографий, около 150 статей, получила более 100 патентов. По полученным в 1946 г. сведениям, из 760 мужчин 323 служили в вооруженных силах и 41 получили чин капитана, 32 – майора, 23 – подполковника, 2 – полковника, 1 – бригадного генерала. Кроме того, во флоте 40 получили чин лейтенанта, 7 – лейтенанта-коммодора, 4 – коммодора, 1 – капитана. Если учесть, что только 8 одаренных имели военное образование, то эти итоги следует считать выдающимися; впрочем, одаренные, как правило, характеризовались многосторонностью.

Несомненно, что одаренные дети изучаемого уровня по своим возможностям на 2–3 года обгоняют свой класс школы, и это создает существенный барьер для их полного развития. Авторы считают целесообразным там, где нет специальных школ для одаренных детей, продвигать их на 1–3 класса вперед с тем, чтобы они работали с нагрузкой, более соответствующей их возможностям, а главное – чтобы они могли поступать в колледж самое позднее в 17 лет, а лучше – в 16.

Ценность исследований Термана и его сотрудников существенно умаляется тем, что итоги зависят от двух комплексов переменных, от подлинной генетической одаренности детей, отобранных по признаку высокого IQ, и от тех преимуществ, которые они уже детьми имели в силу значительно более высокою интеллектуального статуса семьи и в силу более сильной семейной традиции получения высшего образования, причем повышенная умственная активность подразумевалась как нечто само собой разумеющееся, в таких семьях действуют постоянно бесчисленные импрессинги, которые во много раз усиливают мотивацию по сравнению с менее интеллигентными семьями. Ясно также, что более высокий интеллектуальный, частично также и социальный и имущественный, статус семьи одаренных существенно облегчает им поступление в колледж, окончание его, дальнейшее продвижение и т.д. Ясно, что в других социальных условиях дети, выделенные тестированием как одаренные, могли принадлежать к иным социальным прослойкам, иметь меньше последующих преимуществ. Но разделение роли социального и генетического возможно только при использовании близнецового метода. Поэтому установленный группой Термана факт, что высокий IQ при тестировании младшеклассников имеет большое прогностическое значение, верен только постольку, поскольку тестированием выделяется группа детей, у которых одаренность сочеталась с благоприятными семейно-социальными условиями предшествующего и последующего развития, а также и реализации даровании.

Гораздо более общее значение имеет установленный группой Термана факт полной «нормальности» высокоодаренных детей и их родичей – это снимает ходкую версию о связи одаренности с психопатичностью и психозом. Важно то, что одаренные дети получают свои знания помимо занятий в школе и по знаниям и развитию обгоняют свой школьный класс на 2–3 года. Таким образом, частично они зря теряют время во время школьных занятий.

Если Терман в соответствии с имевшей место 30 лет назад среди американских психологов тенденцией к недооценке социальных факторов, вкрадывавшихся в эксперимент, недостаточно четко разделяет причины и следствия, то все же он отдает должное «случаю», т.е. в конечном счете социальным факторам в реализации таланта: «Многое зависит от мириадов факторов, от случая, от обстоятельств, – пишет Терман, – если бы не колониальная политика Георга III и его кабинета, то Вашингтон мог бы остаться лишь уважаемым плантатором, довольно видным в делах колонии Вирджиния. Мы, вероятно, никогда не услышали бы о Ньютоне, если бы его дядя не дал ему возможность поступить в Кембриджский университет. Мы могли бы ничего не услышать о Фарадее, если бы Гемфри Дэви не открыл бы его талант и не сделал его своим протеже и помощником. Шанс Дарвина стать знаменитостью мог решиться его случайным участием в экспедиции «Бигля».

В своей замечательной книге «Использование талантов» Д.Уолфл приводит интересные данные, в частности, по проекту «Меrit», о связи между уровнем способности, оказываемой молодым людям поддержкой и стремлением к получению высшего образования. Обследование показало, что из 1550 одаренных старшеклассников 1336 получили предложение финансовой помощи для обучения в колледже и только 30 не поступили, тогда как из 209 не получивших ни стипендии, ни предложения финансовой помощи не поступили в колледж 50 человек. Иначе говоря, из получивших финансовую поддержку не поступили 2%, из не получивших ее не поступили 25%. Подчеркивается, что речь идет о высокоодаренных молодых людях. Но автор подчеркивает, что к окончанию средней школы у молодого человека уже создались прочные навыки и любовь или нелюбовь к учению, у него сложились интересы, на него уже оказала свое влияние среда и для полного охвата потенциальных талантов педагогическое вмешательство должно начаться очень рано.

В заключение этого раздела необходимо сказать о некоторых задачах, стоящих в связи с развитием и реализацией талантов перед педагогической генетикой.

Одна из самых больших и, к сожалению, часто случающихся трагедий – выбор специальности не по профилю способностей, не по интересам. Это, в принципе, касается всех – от будущих академиков до чернорабочих. Педагогическая генетика может и должна разрабатывать методы ранней дифференциации. Это не только выявление профиля способностей и дарований. Это создание оптимальных условий воспитания и образования. На сегодняшний день имеется достаточно обширный опыт, который доказывает, что специализированные школы не очень-то успешно «порождают» гениев. Возможно, что создаваемая зачастую в таких школах «тепличная обстановка» оказывается не слишком благоприятной для развития и активизации способностей. Возможно, что в эти школы, например математические, отбираются не наиболее математически одаренные дети, а ученики наиболее одаренных педагогов. Ранний отбор блестяще оправдал себя в музыке, балете, шахматах, но при этом именно в таких областях в высшей степени проявляется однобокость, особая узость развития.

Установление громадной роли генетики в формировании интеллекта указывает на необходимость применения принципиально новых форм массовой стимуляции младенческо-детского умственного развития, раннего отбора и специализированного индивидуального образования, соответствующего безграничному разнообразию индивидуальных дарований. Эта программа чрезвычайно трудна. Но ее постановка затребована научно-технической революцией, ее выполнение надо срочно подготавливать, и надо безотлагательно убирать те барьеры, которые поставлены не только непониманием значения генетики человека, но и той демагогией, которая организована вокруг генетики человека.

Только из-за этой демагогии мы вынуждены здесь упоминать о само собой разумеющихся положениях, что проблемы педагогической генетики и раннего тестирования способностей должны разрабатываться в первую очередь педагогами и психологами, имеющими некоторую генетическую подготовку; медикогенетик может играть только консультативную роль.

Программа исследований должна быть долголетней и может быть введена в практику лишь после апробации на отдельных школах опытно-показательного типа.

Ранний подбор оптимальной специализации, разумеется, должен быть лишен малейших элементов принудительности. Он должен носить характер осторожной подсказки родителям и ребенку.

Но где в СССР разрабатывают и апробируют методы раннего тестирования бесчисленных видов одаренности, которые нужны человечеству? Где те методы прогнозирования реального потолка развития посредственной способности? Где принципы компенсации одной, посредственной, способности другой, выдающейся? Где та концепция выявления и развития способностей ребенка, на которые могла бы опереться современная педагогика, современная семья?

Мы показали, как осуществляется на Западе демократизация капиталистической элиты за счет одаренных выходцев из «низов» – это процесс медленный и далеко не совершенный. Но он идет, а теперь резко ускорился. Множество проектов, массовое тестирование, массовый отбор одаренных, привилегии, создаваемые этой группе, в течение ближайших десятилетий приведут к тому, что во главе всех отраслей знания, науки, техники, искусства капиталистического мира окажутся высокоодаренные люди. Этот процесс затрагивает и руководителей, и администраторов, и менеджеров. Можно, конечно, думать, что этот социальный отбор не уравновесит недостатки капиталистического строя. Но современная, продуманная и взвешенная система социального отбора действует, и это ко многому обязывает.

Мы должны ясно представлять стратегическое значение происходящих радикальных изменений в системе образования и социального отбора в США и союзных с ними странах. Эти изменения вынуждают к радикальным же переменам в странах социализма. И много лучше, если все необходимое будет сказано в жесткой тезисной форме задолго до того, как это же обнаружится в форме лавинообразных неудач.

Для того чтобы вооружить педагогическую генетику методами тестирования способностей, надо не только преодолеть боязнь, испытываемую подавляющим большинством психологов по отношению к тестам, боязнь, порожденную постановлением ЦК ВКП(б) от 1934 г. по поводу педологии (предвестник победы лысенковщины), надо еще их переучить, равно как и психологов-старшекурсников.

Что гораздо важнее, мобилизация этих кадров не покроет и 1% насущной потребности. Следовательно, надо срочно вооружать и студентов педагогических вузов методами тестирования и сделать специальность тестологов-психологов массовой. Но и в ходе этого процесса, сочетающегося со все расширяющимся тестированием школьников, пройдет 10–15 лет, прежде чем система начнет давать достаточно большой выход талантов. Следовательно, руководству образованием надо срочно приступить к необходимым мерам. Эра научно-технической революции неизбежно становится эрой педагогики, распространенной на младенчество и детство, эрой психотестирования.

Задачи педагогической генетики, исследовательские, практические и прикладные, бесконечно разнообразны и, по существу, неисчерпаемы. В период, когда этой науки почти еще не существует, трудно с позиций науки, ее только порождающих, наметить ее цели, задачи и будущую повседневную практику. Ясно, что она смыкается с педагогикой, психологией, даже с психиатрией, с неврологией, генетикой человека, медицинской генетикой. Ее задачи не сводятся лишь к индивидуализации педагогического процесса, к усовершенствованию его рецептурологии. Ее задача шире: как можно более полное воздание должного – среде и должного – генетике.

Стоит ли задумываться над фактом неисчерпаемой наследственной гетерогенности и высокой мерой наследственной, врожденной детерминации бесчисленных видов одаренности? Ведь можно убаюкать себя великолепными цифрами роста среднего и высшего образования в стране. А раз дело обстоит «так благополучно», то нет нужды оглядываться на то, что практичные янки ввели у себя гигантскую систему тестирования, тем более что каждый советский «теоретик» от педагогики тут же добавит, что «у них» 20–30% подростков получают очень скверное образование.

Казалось бы, введение широкого среднего образования, демократизация контингентов поступающих в вузы обеспечивают любую страну неисчерпаемыми фондами талантов и гениев.

В действительности же дело обстоит совсем иначе и лет пять назад сенатская комиссия США, запуганная сообщениями Пентагона об огромных технических успехах СССР, внимательно изучив состояние подготовки кадров, науки и техники Союза, пришла к выводу: наука, техника и преподавание в СССР неплохо организованы для того, чтобы постоянно нагонять США, но очень плохо подготовлены для того, чтобы США обогнать.

И не надо удивляться тому, что подавляющее число зарубежных ученых не испытывают потребности ни в знакомстве с советскими научными работами, ни в знании русского языка. Более того, и советские ученые и ученые, стран социалистического лагеря гораздо интенсивнее изучают западную научную литературу, чем советскую. Конечно, здесь немалую роль играет и практика научных издательств, пожалуй, в последнюю голову озабоченных тем, чтобы выпускаемые ими труды были сделаны «по последнему слову науки». А ведь именно таковым было условие, обязательное для русских издательств периода, предшествовавшего Первой мировой войне. Но прежде всего – уже давно наметившееся реальное отставание в науке, в технологии, во всех областях, в которых требуется приложение высочайших интеллектуальных усилий, в которых необходимы свобода творчества и свобода мысли.

Так что же нужно делать сейчас, чтобы через несколько лет быть вооруженными и подготовленными к неминуемому кризису постановки образования, отбора и реализации талантливой молодежи, чтобы заранее подготовить ответы на вопросы, которые жизнь уже ставит?

Совершенно ясно, что для успешной конкуренции с методами подготовки, отбора одаренных и перспективных молодых людей, которые вливаются ежегодно в науку и технику во всех странах, необходимо разработать и ввести эквивалентную систему отбора и развития талантов.

ИМПРЕССИНГ

1. Общие принципы

Наряду с признанием большого значения наследственной одаренности, в связи с успехами науки о поведении – этологии (напомним, что в 1973 г. Нобелевскую премию по медицине получили австрийские этологи Конрад Лоренц, Карл фон Фриш и голландский этолог Нико Тинберген), стало выясняться огромное значение для развития личности ранних впечатлений. Сначала на животных, потом на младенцах и детях выяснилось, что младенческие и детские, подростковые впечатления определяют не только уровень впоследствии достигаемого интеллекта, но и эмоциональную сущность индивида, его ценностные критерии, причем строго стадийно и нередко необратимо. На смену непроверяемым тезисам фрейдизма пришли пусть недостаточно точные, но в общем убедительные эксперименты, в частности данные, на основании которых Б.Блум выработал свои оценки роли богатства и скудости внешних впечатлений, стимуляции умственного развития или безразличного отношения к нему, для последующего уровня достигаемого интеллекта, причем не в экстремальных условиях депривации или усиленной стимуляции развития интеллекта ребенка, а в условиях, близких к типичной, широко распространенной норме.

Правило Блума гласит, что интеллект ребенка можно в первые четыре года повысить оптимизацией внешних воздействий по контрасту с относительной скудостью их на 10 единиц, оптимизацией в 4–8 лет на 6 единиц, в 8–12 лет – на 4 единицы.

Оказалось, что именно в младенческие и ранне-детские годы накапливается масса информации, сведений (что подметил и Л.Толстой), что детские годы необычайно важны для формирования интеллекта и что уже интеллект девятилетнего ребенка очень точно предсказывает будущий потолок. Мы уже приводили данные об огромной роли наследственности. Но здесь важно подчеркнуть необычайно важную роль детских лет в формировании интеллекта, склонностей, ценностных параметров.

Соответственно, в современном высокотехнизированном обществе необычайно возрастает роль родителей, в особенности матери, роль воспитательниц ясель и детского сада в формировании личности. С необычайной четкостью опыт тестирования выяснил не только значимость общего интеллекта, но и малую зависимость множества частных способностей друг от друга, а также возможность их раннего выявления, и главное – значения их раннего развития. В качестве основной задачи возникает создание раннего оптимального импрессинга, раннего определения способностей и развития тех способностей, которые имеются.

Парадоксально, но понимание того, что именно возраст от 0 до 10 лет является наиболее чутким к влиянию среды в развитии интеллекта, заставляет придавать огромное значение уровню педагогического и родительского воздействия и поощрению любознательности именно на уровне ясельного, детсадовского возраста и первых классов школы. Это вовсе не равнозначно созданию тепличных условий. Наоборот, это означает постановку все новых задач перед детской и подростковой пытливостью.

2. Определение импрессинга. Импрессинги как основные детерминанты пожизненных установок

Подчеркивая громадное значение ранних впечатлений, следует подчеркнуть, что прочно вошедшее в зоопсихологию и этологию понятие импринтинга должно войти и в педагогическую генетику.

Напомним, что вылупившиеся из яйца утята начинают сразу следовать за первым крупным предметом, который они видят. Эта инстинктивная реакция в норме целесообразна, потому что утята следуют за уткой. Но инстинкт эволюционно доведен лишь до практически необходимой точности, и если вылупившиеся утята увидят рядом с собой не утку, а другой движущийся крупный предмет, например человека или собаку, то они и будут месяцами шествовать за человеком или собакой. Врожденный инстинкт, будучи в критический момент обманут, закрепится надолго на ложном объекте.

Явление, сходное с импринтингом, существует и у человека. Оно заключается в наличии очень четких необратимых стадий формирования, стремлений, предпочтений и влечений и означает, что у человека уже в младенчестве, детстве, отрочестве, юности формируются и фиксируются, зачастую пожизненно, те ценностные критерии и подсознательные решения, которыми он будет руководствоваться, несмотря ни на что.

Применительно к человеку сходное с импринтингом явление, которое носит несомненно более сложный, чем у животных, характер, мы назвали словом «импрессинг».

Всего лишь два примера.

Сестра и мать Жака Оффенбаха убаюкивали его в колыбели одним и тем же вальсом. Первые восемь тактов были с ним пожизненно, и, вероятно, поэтому его оперетты так насыщены вальсами. Стал ли Оффенбах таким талантливым, потому что запомнил во младенчестве музыку, потому что у него рано разбудили музыкальную восприимчивость и наклонности? Или он запомнил музыку потому, что был поразительно одарен, независимо от младенческих впечатлений? Создала ли услышанная в младенчестве музыка пожизненную установку? Что это – «импрессинг» или сверхраннее необратимое развертывание генетической информации под влиянием внешнего стимула?

Восьмилетний Артур Комптон однажды пришел к своей матери с толстой тетрадью, в которой, как он сообщил, содержатся почерпнутые из множества книг факты, а также его собственные соображения, доказывающие, что общепринятые представления о трехпалости индийских слонов и пятипалости африканских неверны. По его мнению, имеет место обратное, чему в тетради приведены доказательства.

Мать Комптона чрезвычайно серьезно похвалила его за то, что он так тщательно подошел к изучению этого вопроса. Лет через 30 мать спросила Комптона, уже давно Нобелевского лауреата по физике (1927), помнит ли он этот случай. Сын ответил, улыбаясь, что помнит, конечно, и, если бы мать тогда рассмеялась, то его любовь к исследованиям угасла бы навсегда. Импрессинг?

Зарождение потенциального гения или выдающегося таланта, происходящее во время зачатия, определяется прежде всего генетическими факторами – тем сочетанием генов, которое наделяет оплодотворенное яйцо исключительно благоприятной комбинацией наследственных задатков.

Развитие, развертывание, проявление этих задатков в огромной мере определяется социальными факторами – семьей, условиями младенческого развития, обществом, которые воздействуют на формирование личности.

Но и характер, и результат этого средового воздействия в большой степени зависит опять-таки от наследственных задатков, потому что в случае тех или иных врожденных свойств одно и то же воздействие может привести к совершенно противоположным результатам. Вопрос: «Каким образом воздействует среда на конкретного человека?» – можно переформулировать: «Что из многообразия средовых воздействий может оказаться для данного человека импрессингом?»

Есть животные, чье поведение целиком определяется запрограммированными инстинктами, а есть животные обучаемые. У первых обучение играет второстепенную роль. У вторых (человек относится именно к этой группе) естественный отбор шел в огромной степени на сверхраннюю обучаемость, когда детеныш еще практически беспомощен, несамостоятелен. Это понятно: как только он станет самостоятельным, обучаться станет почти некогда, так как надо будет добывать пищу, заводить брачных партнеров, вынашивать или выкармливать собственных детей.

У человека, так же как и у обучаемых животных, в индивидуальном развитии есть некоторые «критические» моменты, во время которых наиболее сильно, наиболее глубоко производят впечатления (запечатлеваются) определенные воздействия внешней среды, причем если у животных при импринтингах такой критический момент неизменно падает на первые мгновения жизни, то у человека их несколько и приходятся они на разные стадии младенческого, детского и даже подросткового возраста. Для разных людей импрессингами могут служить разные явления, избирательность же событий, могущих быть наиболее яркими импрессингами, определяется конкретным содержанием врожденных свойств человека.

Например, для Софьи Ковалевской таким потрясшим ее впечатлением оказались увиденные ею в три года ряды огромных цифр на стенах, оклеенных какой-то бумагой (в доме готовились к ремонту).

Импрессингом может стать услышанная в «подходящий момент» музыкальная пьеса или какая-нибудь потрясшая душу история, рассказанная няней, или вид несчастного больного, которому не может помочь врач.

Импрессинг иногда пожизненно, но всегда на очень долгий срок определяет многие мотивы деятельности человека, его цели, его ценностную шкалу.

Однако до сих пор не удается вычленить более узких возрастных рамок, периодов, в которые импрессинги действительно оказывают максимальное воздействие. В настоящее время ясно, что в развитии младенца, ребенка, подростка они существуют.

Несомненно, что на долю детей и подростков, по социальным признакам как бы и однородных, выпадают совершенно разные импрессинги, не говоря уже о том, что разные генотипы определяют тот факт, что из одинаковых воздействий среды разные люди воспримут в качестве решающих и основополагающих разные импрессинги, сформируют разные жизненные идеалы, да и устремление к их реализации может принять разный характер и интенсивность.

По-видимому, многие психологические компоненты одаренности и гениальности развиваются лишь при стимулирующих воздействиях в чувствительный младенческо-детский период. Очевидно, что и реализация потенциальной даровитости и даже гениальности в высокой степени зависит от направленности младенческо-детско-юношеских впечатлений.

Весьма вероятно, что значительная часть детей, непрерывно проходивших через обычные ясли и детские сады, к школьному возрасту, точнее, ко второму классу школы, оказались бы вполне подходящими для перевода в школу для умственно отсталых, потому что многие из так называемых «задержек развития» по прохождении необратимых стадий, на которых возможен импрессинг, уже неспособны наверстать упущенное. Однако положение спасает обстоятельство, которое мы временно назовем «принципом надкритической численности». Суть его в том, что с увеличением численности ясельного или детскосадовского коллектива резко и даже катастрофически возрастает вероятность возникновения и распространения инфекции (гриппозной, желудочно-кишечной, даже дизентерийной, и глистной), не говоря уже об обязательных простудах из-за предпрогулочного перегрева детей, одетых первыми и дожидающихся одевания последних. В результате ясли и детские сады приходится временно закрывать, ребенок переходит на попечение своей семьи, и таким образом интеллектуальная и этическая депривация довольно часто прерывается. В противном случае ясельное и детсадовское отставание детей было бы гораздо более резко выражено.

Трагедия воспитания, воспитателей и родителей заключается именно в том, что им не известны ни подлинно импрессинговые факторы, ни те моменты, может быть, годы, месяцы, дни и даже минуты, мгновения, когда конкретная ситуация превратится, окажется для конкретного ребенка истинным импрессингом, способным оказать максимально решающее воздействие. Может быть, именно раскрытие механизма импрессинга существенно снизит роль случайности в обучении и воспитании. Но явление импрессинга, будучи и непознанным, держит истинных педагогов в состоянии непрерывного напряжения, потому что только тактичность, неослабевающее внимание и собранность могут подсказать, когда, какую кнопку педагогического воздействия и в какой мере надо нажать, причем в каждом случае этот «нажим» должен быть предельно индивидуализирован. Даже при «анкетной» однородности детсадовской группы или школьного класса каждый индивид в ней обладает индивидуальной психобиографией, создаваемой присущей ему избирательностью актуальных импрессингов.

Решающие импрессинги чрезвычайно разнообразны. Они могут определять чрезвычайную причудливость индивидуальных этических норм, влечений и ценностных шкал. Раскрытие серий импрессингов, определивших индивидуальную норму, а тем более патологию – неимоверно сложная и благодарная задача психологии и феногенетики психических свойств. Но разрешение этой задачи таит в себе такие же опасности, как и использование кино, радио, телевидения, атомной энергии, как генная инженерия или психофармакотерапия. Познание тайны импрессинга может привести к созданию особой психотехники, способной формировать человеческую психику. И несмотря на все это, создание науки об импрессинге неизбежно.

Относительно немногие, но достаточно весомые примеры той стимуляции умственной энергии, которую дают некоторые аномалии обмена, как бы моделируют возможности стимуляции умственной энергии под влиянием закрепленных импрессингом ценностных шкал. Биохимическая генетика повышенной умственной активности только приподымает завесу над гигантскими потенциальными возможностями мозга. Реализация этих потенциальных возможностей – это область феногенетики, это область социогенетики, потому что аномалии обмена, конечно, могут «фенокопироваться» социальными стимулами.

Потенциальные возможности точного, «прицельного» педагогического воздействия в оптимальные для него периоды, невозможно переоценить. Конечно, Александр Македонский был гением, причем обладал одним из наиболее мощных биохимических эндогенных стимуляторов умственной и физической энергии – гиперурикемическим. Но и учителем его был Аристотель. И этот факт никак не менее важен.

Казалось бы, «ноосфера» (сфера разума, в смысле В.И. Вернадского и Тейяр де Шардена) позволяет сегодня миллионам детей становиться благодаря книгам, радио, телевидению «учениками Аристотеля». Но никакие заочные «аристотели», «песталоцци», «сухомлинские» без тесного общения со своим учеником не смогут правильно подобрать нужные клавиши, тем более исполнить симфонию потенциальных возможностей личности. Ту сложную, много лет развивающуюся симфонию, которая построена на импрессингах, то есть на формировании ценностных шкал, на пробуждении воли, настойчивости, целеустремленности, самоотверженности, альтруизма, социальности, чувства долга. Эволюционная и популяционная генетика человека разоблачает огромный вред нивелирующей массовой продукции, но она же вскрывает наличие почти у каждого юнца огромных потенциальных возможностей. Эволюционная и популяционная генетика, раскрыв неисчерпаемость разнообразия человеческих генотипов и их потенциальных возможностей, тем самым возносит на головокружительную высоту значение Педагога.

3. Импрессннги и значение ранне-детского периода развития

Английский психолог А.Карелл говорил: «Чем моложе индивид, тем легче создаются у него рефлексы. Ребенок может накопить обширные сокровища подсознательных знаний. Он легко обучается. Честность, искренность, храбрость развиваются у него теми же способами, что и умение бегать, карабкаться, плавать, гармонично стоять и падать, точно наблюдать все, говорить на многих языках, нападать и защищаться, повиноваться». Но любое качество в ребенке надо развивать. И эта забота чаще всего ложится на плечи семьи, родителей, в особенности – матери.

О роли матери в становлении и развитии не только и не столько интеллектуальных, сколько эмоциональных, этических, нравственных сторон личности было известно очень давно. Мать – это тот человек, который находится в наибольшей, наитеснейшей связи с ребенком с самого раннего его возраста, с первых минут жизни. И именно мать способна оказать наибольшее, наисильнейшее влияние на ребенка в самом раннем, но во многом и наиболее важном периоде развития.

Еще в XIX в. было сказано: «На кругосветного путешественника меньше повлияют все увиденные им нации, чем его нянька». Нянька часто заменяла мать детям, росшим в обеспеченных семьях, именно в первые месяцы, первые годы развития. Конечно, тут же вспоминается Арина Родионовна и глубочайшая к ней привязанность А.С. Пушкина.

Поэт Ральф Эмерсон говорил: «Большая часть цивилизации создана влиянием хороших женщин». Он, кстати, поведал, что во времена широкого применения детского труда в развивающейся английской промышленности на одной из крупных фабрик директор, прежде чем нанимать ребенка, справлялся о характере его матери, и если сведения были благоприятны, ребенка на работу принимали, так как была уверенность в том, что он будет вести себя как следует. Интересно, что на характер отца при этом внимания не обращали.

Наполеону принадлежит изречение: «Нам нужны матери, которые могли бы сами учить своих детей».

Хорошим подтверждением справедливости этого изречения является судьба Джорджа Вашингтона. Ему было всего одиннадцать лет, когда умер его отец. Мать Вашингтона, исключительно волевая, чрезвычайно деловитая, превосходно управлявшая своим имением женщина, сама учила и воспитывала детей. Джордж Вашингтон получил такое воспитание и образование дома, что впоследствии прославился как безупречный в нравственном и этическом отношении, непоколебимо надежный президент Соединенных Штатов Америки.

Мать и материнская любовь видится нам, впрочем, как и многим, кто занимался рассмотрением этой проблемы, как решающий фактор в развитии гения. Детство и юность гения – это история сдержанности, дисциплины, организации, сформированной в значительной степени именно материнским вниманием.

Невозможно переоценить роль матери в формировании ценностных установок. Как бы ни были убедительны доказательства запрограммированности наших внешних, первичных реакций радости, симпатии, дружелюбия или ярости, агрессии, ясно, что эта природная, инстинктивная запрограммированность объясняет лишь малую часть того, что и почему мы знаем, любим, ненавидим, говорим, делаем, думаем, чувствуем. Наследуемые особенности всех этих видов высшей нервной деятельности являются по преимуществу лишь основой – если их не задействовать, не повлиять на самого человека тем или иным способом, то масса наследственных задатков, заложенных в генотипе, так никогда и не проявится. Ибо именно оптимальное или отрицательное влияние на ребенка или подростка может побудить его интересоваться или пренебрегать знаниями, читать или не читать, заниматься искусством или исключить его из своей жизни. Только то или иное влияние может привить этические или антисоциальные, антиобщественные установки. Только то или иное влияние сформирует понимание того, что считать добром, а что – злом.

Американская исследовательница Джуди Джосслин сформулировала еще в 70-е гг. предположение о наличии у человека внутреннего стремления и способности любить других: биологическая потребность младенца в матери развивается в потребность быть любимым и любить, становится основой чувства безопасности и доверия. В подтверждение этого факта она описывает чувство одиночества у чрезвычайно даровитых детей, «вундеркиндов», которые, рано став самостоятельными, научились обходиться без матери, из-за чего у них не развились ни способность любить, ни чувство привязанности.

Атрофия способности любить обнаруживается и у детей при «госпитальном синдроме». Этим синдромом страдают дети, которые оказываются на долгий срок оставленными в домах младенца или больницах из-за болезни матери или по каким-нибудь другим причинам. Таким детям уделяется мало индивидуального внимания, мало тепла, их мало любят. В результате у них не развивается ответное чувство привязанности, потребность любить другого человека, другое живое существо. Возникают замкнутость и черствость.

Но тесная, нерасторжимая связь матери и ребенка позволяет в наибольшей степени развиться не только эмоциональным, но и интеллектуальным сторонам личности человека. Обучаемость как типично возрастное явление, необычайно быстрый рост знаний в детском возрасте созданы грандиозными силами естественного отбора. Ребенок к восьми годам уже достигает 90% всех своих интеллектуальных возможностей. Если до этого возраста их не задействовать, не развить, не открыть, есть большая вероятность того, что они останутся втуне. Конечно, и все последующее развитие, и «взрослая» жизнь человека важны, а иногда и фатальны. Например, в случаях тяжелого алкоголизма, наркомании, грубых черепно-мозговых травм – в таких случаях все полученное и развитое в детском возрасте может быть стерто, уничтожено. Однако, как правило, в обычном ходе вещей вся остальная жизнь человека – это отделка того здания, которое выстроено в детстве.

Отчасти любознательность, любопытство и исследовательский инстинкт исчезнут с годами как бы сами собой, так как эти явления в высшей степени возрастные. Естественный отбор, творя человечество, неустанно работал над тем, чтобы эти качества наряду с обучаемостью вообще, и с впечатляемостью (импрессинги!) в частности, развивались именно в детском возрасте. Но нужно отметить, что в ясельных, детсадовских, школьных и даже в семейных условиях очень большие усилия взрослых направляются на то, чтобы превратить ребенка в существо минимально неудобное, непроказливое, не надоедливое, поменьше спрашивающее, минимально любопытное, минимально инициативное, максимально инертное. И это вполне понятно, потому что ни в семье, перегруженной повседневными заботами, ни в детских учреждениях, ни в школе нельзя управиться. Почемучка постепенно превращается в существо, принимающее установления и факты такими, какие они есть, и теряющее интерес к причинно-следственным связям – интерес, который впоследствии может понадобиться не только исследователям, изобретателям, новаторам, но и инженерам, врачам, педагогам, экономистам, каждому технику, рабочему, крестьянину.

Сколько гибкости, стойкости надо проявить, сколько энергии надо потратить ребенку, чтобы сохранить все те черты, которые связаны с творческой любознательностью. И тут опять приходится вернуться к тому факту, что и гибкость, и стойкость, и энергия — в огромной мере врожденные свойства. Однако ежели бы прежде всего мать, а также воспитатели и учителя понимали, сколь важно различать в ребенке его особенности и склонности, многие бы чрезвычайно одаренные люди с юности, с детских лет могли бы начать восхождение на доступные им вершины человеческого духа.

Предоставим слово психологам.

Г.Люккерт утверждает, что педагогическая активность должна охватить не только дошкольников, не только возраст детских садов и яслей, но даже и грудных детей. Стало ясно, что уже в первый год происходят гораздо более сложные восприятия и ориентации, чем это думали раньше. Исследования ЭЭГ и ЭКГ показали, что мыслительные процессы начинаются уже в первый месяц после рождения. Уже в это время оптимальным является наличие достаточного диапазона сенсорных восприятий, возможностей и стимулов для обучения. Недостаточно лишь эмоциональной и социальной безопасности, недостаточно лишь полного и постоянного эмоционального контакта с матерью или заботливым персоналом. Более того – чрезмерное оберегание и сверхопека замедляют развитие младенца. Люккерт считает, что для оптимальной стимуляции умственного развития младенцев и детей совершенно недостаточен обычный здравый смысл и имеющиеся научные данные. Нужно и изучать, и переучиваться.

Известно, что любое длительное и значительное безлюбовное отношение к младенцу понижает его устойчивость к болезням, развивает апатию и грусть, задерживает развитие интеллекта. Грудного ребенка, если он не спит, надо почаще брать на руки и слегка укачивать. С самого рождения он должен жить в атмосфере слова: родители, много и о многом говорящие с ребенком, стимулируют его духовное развитие и обогащают его словарный запас. Подобно тому, как чисто эмоциональный контакт с ласковой матерью или другим полноценным заменяющим мать человеком необходим для того, чтобы впоследствии могли образоваться другие эмоциональные связи, тогда как отсутствие ласки в чувствительный период младенчества приводит к необратимой утрате этой способности, отсутствие живой речи в чувствительный период исключает возможность обучения речи в дальнейшем.

Необходимо гимнастически-ритмическое воспитание, причем нацеленное не на атлетизм, а лишь на разнообразие и быстроту обычных движений. Уже в первые месяцы после рождения ребенка его развитие усиливается пением и богатством окружающих красок. Нить с разноцветными бусами или деревянные раскрашенные фигурки, подвешенные к кровати младенца, значительно ускоряют развитие. Присутствие взрослых также стимулирует развитие, причем очень важно обращать внимание маленького ребенка на цветы, на животных, приучать их к участию в повседневных работах.

На вопросы детей необходимо отвечать вдумчиво и приучать доводить однажды начатое до конца. Очень важную роль играет раннее самостоятельное чтение, и среди людей выдающихся оказалось, что поразительно многие научились читать задолго до начала школьного обучения. Однако нужно, чтобы в школе такие дети получали особые дополнительные задания для дальнейшего развития, иначе преимущество будет утрачено. Их особые успехи нужно признавать и поощрять.

Венский исследователь Галлуп, ссылаясь на американские работы, пишет: «Поразительно, в какой мере удается стимуляция творчества у детей».

«В самом раннем возрасте, – пишет Люккерт, – у них часто проявляются такие дарования, которые без систематической тренировки, вероятно, остались бы вовсе не реализованными. Производимые в настоящее время исследования с высокой вероятностью показывают, что большинство высокоодаренных испытали в дошкольном возрасте длительную и интенсивную стимуляцию духовного развития, а частью регулярно обучались в возрасте 4–6 лет. Но даже высокая одаренность обычно не может противостоять отрицательным внешним обстоятельствам».

Ранняя стимуляция и развитие ни в коем случае не истощает преждевременно духовные потенции человека. Наоборот, творческие способности – вообще свойство людей, но они требуют ранней индукции и поощрения, причем важную роль играет использование игрушек как средства обучения.

Хорошо известно, что недоедание матери во время развития плода и недоедание младенца наносят неизгладимый, а иногда даже фатальный ущерб последующему интеллектуальному развитию. В цивилизованных странах достигнуты большие успехи в области обеспечения младенцев доброкачественной пищей. Но проблема отнюдь не ограничивается хорошим питанием. Младенец и ребенок, не получивший вовремя достаточного внимания и ласки от матери, вырастает эмоционально оскуделым эгоистом, не получив достаточного богатства и разнообразия стимулов для развития любопытства, любознательности, теряет возможность дойти до своего потолка.

Существует четкое различие в развитии между «ясельными», «детдомовскими» и домашними детьми, но, несмотря на это, не следует считать обычное домашнее воспитание оптимальным! Далеко не все родители умеют и могут вовремя поощрять любознательность ребенка, отвечать на все вопросы почемучки, выявлять и направлять способности.

Несомненно, что отрывать мать от работы ради ухода за детьми не всегда целесообразно. Мать имеет право на реализацию своего и не материнского призвания. Но тогда надо очень жестко подсчитать, сколько экономится средств на перегрузке яслей и детсадов с малым числом не слишком щедро оплачиваемых и не слишком квалифицированных нянек и воспитательниц и сколько теряется общенационального достояния – интеллекта – из-за полной невозможности уделить каждому ясельному и детсадовскому ребенку индивидуальное внимание. Очень наглядно это сказывается и на такой частности, как овладение иностранными языками. Как известно, «дворянчики и купчики», да и дети из состоятельных интеллигентных семей обычно владели помимо родного, еще одним, а то и двумя иностранными языками. Никто не вообразит, что эти дети были наследственно одареннее нынешних детей. Но проходит критический период легкого овладения чужим языком! Язык, как и музыка, ритмика, физическая сноровка, – легко осваивается именно в детский период.

Вполне вероятно, что существуют периоды особой сверхчувствительности к этическим установкам, к визуальному восприятию, к эстетическому воздействию. Каждый из этих периодов ждет должного импрессинга.

Что особое внимание, уделяемое развитию ребенка, приносит громадные результаты, можно доказать «чистым» опытом. Швейцарская исследовательница Адела Юда, тщательно изучив семьи всех гениев народов германского языка за 400 лет, обнаружила среди них непропорционально высокое число первенцев. Для генетиков аксиоматично, что первенцы и непервенцы имеют совершенно одинаковые шансы на унаследование способностей. Значит, в обилии первенцев играет решающую роль социальный фактор: сын-первенец пользовался особым вниманием и преимуществом.

Повышенная реализация способностей у первенцев, притом не только среди выдающихся людей, но и среди даровитых подростков, причем не только там, где первородство обеспечивало наследование имущества, но и в США, чрезвычайно показательна. Л.Терман, изучая 1000 одаренных детей, с коэффициентом интеллекта 140 и выше, обнаружил среди них явно избыточную долю первенцев. Аналогичные данные получил Альтус (Altus W.D.,1966), изучая в США результаты общенационального соревнования студентов колледжей 1618 вышли в финал, но из 568, происходивших из семей с двумя детьми, не 55%, а 66% оказались первенцами. Из 414, происходивших из семей с тремя детьми, первенцами оказались не 33%, а 52%. Даже среди студентов из семей с четырьмя детьми не 25%, а 59% оказались первенцами. Генетически первенец в среднем одарен не более своих братьев и сестер, и следовательно, превосходство первенцам обеспечивают социальные факторы: может быть, рано возникающее чувство ответственности за младших, может быть, роль лидера и развитие соответствующих качеств, может быть, повышенное внимание родителей и их стремление обеспечить наилучшие условия развития именно первенцу.

Когда человек, в общем-то обладающий нормальным интеллектом, начинает, захлебываясь, рассказывать о никому не интересных поразительных успехах своего маленького ребенка, то он только проявляет родительский инстинкт, созданный естественным отбором на протяжении многих десятков тысяч поколений, отбором, который беспощадно выметает потомство, к которому родители не проявляли максимального интереса и внимания. Только в результате родительского внимания потомство оказывается оптимально развитым интеллектуально и оптимально развитым эмоционально. Это родительское внимание ныне приобретает особое значение из-за малодетности семей, когда развитием ребенка уже не могут заниматься братья и сестры. Фрэнсис Гальтон – гений, притом несомненно наследственный, но теперь можно не сомневаться в том, что вряд ли реализовался ли бы его гениальный генотип, если бы его развитием не занялась старшая сестра.

Луи Пастер – гений, на «лицевом счету» которого добрых полдюжины великих открытий, но стал бы он им, если бы у него не было храбреца отца, за подвиги награжденного Орденом Почетного легиона, если бы у него не было преподавателей и друзей семьи, заботившихся о его развитии? Когда еще безвестный Пастер занялся изучением воздуха в холерных больницах Парижа, кто-то заметил, что для этого нужна смелость. «А долг?» – возразил Пастер. И можно думать, что это чувство заставило его продолжать подвижническую работу и после парализующего мозгового кровоизлияния.

Прослеживая судьбу почти любого гения или таланта, обычно удается найти какой-то очень ранний средовой фактор – импрессинг, который создал и укрепил в нем и этические, и интеллектуальные нормативы, которые помогли ему преодолеть неизбежно предстоявшие невзгоды.

НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И СОЦИОБИОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ

Значительная доля рецидивирующей, насильственной преступности исходит из семей с озлобленным отношением друг к другу и к ребенку. Жестокость и несправедливость, в особенности безнаказанная, преломляясь через мощно избирательный аппарат детской восприимчивости, может порождать стойкий эгоцентризм и антисоциальность.

При этом необходимо заметить, что во множестве исследований, занимавшихся преступностью второго поколения (дети преступников) при оценке криминогенности семейно-социальных условий прогноз оправдывается далеко не полностью. Далеко не все социогенно предсказанные преступник и становятся таковыми, а около половины реальных преступников-подростков имеют некриминогенную социобиографию. Но дело в том, что серии отрицательных импрессингов накапливаются не только в социально-неблагополучных семьях, но и в семьях обеспеченных, нераспавшихся. Необычайно пытливый и восприимчивый ум маленького ребенка не может не заметить глубокое социальное неравенство, живет ли он в семье нищей или бедной, или в обеспеченной, даже богатой. В зависимости от последовательности импрессингов и внутренних тенденций в ребенке может развиться и гипертрофироваться вектор социальной справедливости, вектор протеста, бунтарства, революционности, может развиться вектор самоутверждения, вектор потребности пойти по пути в высшее общество, вектор социал-дарвинистического презрения к нищим, бедным, неудачливым, преклонения перед властью, богатством, социальным успехом. И если восторженное отношение к ближайшему первому силачу, забияке, драчуну, хулигану, пожарному, моряку, летчику или врачу, милиционеру, офицеру носит обычно временный характер, устанавливаясь на месяцы или на год, то основная шкала социальных ценностей может закрепляться на десятилетия или пожизненно.

В эпиграфе к книге «Обыкновенный миллионер» стоят слова: «Ничуть не трудно заработать кучу денег, если ничего другого, кроме кучи денег, не нужно». Это вовсе не похвала «обществу всеобщих возможностей» – тому обществу, в котором каждый человек может стать богатым. Это и разоблачение, потому что если единственно важное – завладеть кучей денег, то нужно не только не брезговать любыми средствами, но нужно пренебречь и всем человеческим и человечным. Зрелище всеобщего стяжательства, хищничества, подавления и порабощения может порождать в мальчике и подростке из семьи с повышенным социальным статусом не менее преступные идеалы, чем у мальчика подростка из социально обездоленной семьи. Если считается, что ребенок к 9–10 годам приобретает практически полностью тот интеллект, с которым ему предстоит жить дальше, а в последующем развитии он обогащается только знаниями и умениями, то при этом интеллекте особая детская восприимчивость, ранимость и чрезвычайная, никогда потом не возвращающаяся обучаемость позволяют ему дедуктивно и индуктивно приобрести достаточно стойкие установки, которые только чрезвычайно упрощенно можно назвать асоциальными, антисоциальными или социальными. В действительности картография полюсов совестливости или бессовестности, конечно, несравненно сложнее. Родителям и педагогам, не знакомым с явлением импрессинга с его чрезвычайно индивидуальной избирательностью, остается только недоуменно разводить руками, когда птенец неожиданно уличается в совершении какой-то подлости, грубого правонарушения, преступления. Или удивляться, когда Наташа Ростова заставляет сгрузить с подвод все имущество, приготовленное к вывозу из Москвы, и взять на подводы раненых.

Импрессинг – явление, не ограничивающееся детски-подростковым возрастом. Специфическая восприимчивость появляется и в период полового созревания. Импрессинг первых любовных или сексуальных контактов может сохранять свое действие надолго и определять почти пожизненно установки, устремления, идеалы нормальные, самоотверженные, жертвенные и криминогенные.

Может быть банально прозвучит утверждение, что девушке, женщине самой природой отведена преимущественно жертвенная, самоотверженная роль, тяжесть вынашивания плода, муки деторождения, труды по уходу за ребенком и вместе с тем, в наибольшей мере, все еще трагически непостижимый, но самый важный для человечества труд передачи через поколения эстафеты ласки, внимания, заботы, любви, без которой ребенок вырастает почти неизбежно зверенышем, а с ней, с материнской любовью – криминогенноустойчивым.

Можно полагать, что импрессинг является одним из основных путей воздействия макро- и микросоциума на индивидуальное развитие личности. То есть импрессинг является основным социобиологическим инструментом воздействия на развитие и формирование личности. И в этом смысле, именно здесь биология должна сказать свое слово, даже в большей мере, чем в области генетической предетерминации.

Не сомневаясь, что альтруизм в широком смысле слова имеет биологическую основу, созданную групповым отбором в социальной фазе развития наших предков, мы ограничимся здесь лишь справкой о том, что есть ли такая общечеловеческая генетическая программа этики или нет, она может реализоваться только благодаря воспитанию, под воздействием среды. Высокие коэффициенты интеллекта 10-13-летних подростков гарантируют их умение разбираться в любой фальши.

Из пяти «К», к которым в прошлом была прикована женщина – Kinder, KЃche, Kleider, Kirche, Kaiser (дети, кухня, платья, церковь и кайзер) – социальная революция и материальный прогресс освобождают женщину от четырех последних. Но требования современного общества, понимание значения самых ранних детских лет и надлежащего влияния матери должны доставить женщине, воспитывающей маленького ребенка, и надлежащую высочайшую престижность и материальную обеспеченность. В отношении индукции альтруистических эмоций, в отношении импрессинга, как мы уже говорили, мать в первые годы жизни ребенка, по-видимому, почти незаменима.

Массовая, дикая жестокость и бессовестность, с которыми столкнулось человечество в XX в., может быть, частично объясняется тем рационалистическим пренебрежением к семейным условностям, которое развилось в веке предшествующем, а также тем, что гангстеры уголовного и политического типа частично уже с детства формировались и действовали в коррумпированной среде, в отрыве от нормальной семьи или под воздействием отрицательных семейных импрессингов. Мафиози, спекулирующие банкиры и другие деятели этого же типа нередко вырастали в семьях с культом насилия или чистогана.

Гитлер изображал идиллически свое детство, и мало кому известно, что его отец, мелкий служащий и домашний тиран, не только был алкоголиком, но и постоянно избивал свою намного более молодую, напуганную им жену. Итог такого импрессинга общеизвестен, но любопытны мелкие частности: Гитлер абсолютно ни к кому не был привязан, был абсолютно жесток даже к ближайшему окружению. Еще лет за 5–8 до его прихода к власти, Людендорф (инициатор провоза в 1917 г. российских большевиков из Швейцарии через Германию в запломбированном вагоне) писал своим друзьям о том, что Гитлер любого предаст ради своей выгоды.

Понимая основополагающее значение именно ранне-детского периода развития, психологи (Люккерт) сформулировали 10 фундаментальных принципов, которые должны лечь в основу воспитания и образования.

Поощрение образования нужно рассматривать не как одну из многих, а как первоочередную задачу общества.

Развитие одаренности – дело не только школы, но и семьи, и детского сада.

Результаты исследований по обучению и развитию с помощью особых стимулов и рекомендаций позволяют существенно ускорить развитие всех интеллектуальных функций ребенка во всех отношениях.

В образовании и развитии, воспитании и обучении важными являются дошкольный и школьный период.

В первые шесть лет контакты и воспитание формируют не только основные характерологические особенности, но и уровень интеллекта, а также особенности дарования.

Повышение интеллекта имеет теперь – в период растущих школьных и профессиональных требовании – особо большое значение.

Развитие умственных способностей влияет положительно на развитие других свойств личности (например, общую настроенность, готовность помогать, совесть).

Надо побуждать маленьких детей к свободным играм, затем присоединяя обучение и творчество.

В совокупности образовательных мероприятий чрезвычайно важное значение имеет развитие речи. Нужно при каждой возможности побуждать ребенка точно называть предметы и происходящее.

Особое усиление одаренности и образования в дошкольном возрасте дает умение читать. Оно усиливает контакты между родителями и детьми, дифференцирует детское восприятие мира и разнообразит возможности ребенка.

Многие пункты могут представляться нам прописными истинами, но они решительно снимают опасения по поводу сверхраннего развития детей, они отражают понимание значения именно первых детских лет в формировании личности.

Казалось бы, генетика здесь не при чем. Нет, именно она показывает, что безграничная, неисчерпаемая биохимически-антигенная (а отсюда и психическая) разнородность людей диктует необходимость коренной, дорогостоящей, но самоокупаемой перестройки всей системы воспитания и образования, с рождения до формирования личности, причем именно с начальных этапов.

Путаница в педагогике в отношении массы импрессингов, воспринимаемых младенцем, ребенком, подростком, вызвана тем, что все импрессирующие генетически совершенно различны и то, что у одного при данных условиях фиксируется с неоспоримостью категорического императива, у другого (например, даже брата или сестры) пройдет бесследно. Следовательно, возникает задача индивидуального определения периодов импрессинговой восприимчивости.

Продолжение следует