БОТАНИКА

Ю.А. КРУТОГОРОВ

Продолжение. См. No 16, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29/2000

Рассказы о деревьях

Сказано это в шутку, но разница в сроках созревания кленовых семян действительно нешуточна – целых сто дней! Поразительно! Отсюда и своя «кленовая фенология». Полевой клен зацветает в конце апреля – начале мая. Колосистый, желтый клены, явор – лишь в середине мая. Через полмесяца после них выпустит цветки клен татарский. Чистая находка для озеленителей: сроки цветения надолго помогают сохранить в наших городах чудный «кленовый букет».

Хочется сказать еще об одной – смешной – детали. Уж не знаю, по какой причине, некоторые клены как бы отказываются от родословной. Один вид клена как бы признается: я – неклен. Да-да, так и называется – неклен. Хотя это чистой воды клен. Неклен невысок собою, скорее, это крупный кустарник. Но его выдают белые душистые цветки-крылатки со слегка набегающими друг на друга крылышками. Листья, правда, особого рисунка – продолговатые, яйцевидные, – но мы уже должны привыкнуть к тому, что это дерево загадывает нам немало загадок.

А вот еще, пожалуйста: желтый клен, он же клен-береза. Дерево с несколько продолговатой кроной, рост 5–7 м. Этот клен взял березовый псевдоним. Точно укрываясь от слишком любопытных взоров, клен-береза на Сахалине принял положение стланика. И все же этот вид никакого отношения к березовому семейству не имеет. Но мы не намерены опровергать ботаников, впервые описавших данный вид. Пусть так и будет впредь называться это дерево: клен-береза...

А вот клен Траутфеттера недвусмысленно, без всяких псевдонимов раскрывает свое происхождение – он назван в честь знаменитого русского ботаника XIX в. Рудольфа Эрнестовича Траутфеттера. О нем уже при жизни писали: самый осведомленный ботаник в России. Да только ли ботаник? Это был человек разносторонних дарований. И поистине изумительной трудоспособности. Ежедневно по восемь – десять часов в день он читал студентам Киевского университета лекции по таким дисциплинам, как общая ботаника, ботаническая терминология, геология, минералогия, кристаллография. Но любимой его музой всегда оставалась ботаника, и не случайно в течение почти десяти лет он был директором Санкт-Петербургского ботанического сада. Доктор естественных наук, он получил чин действительного тайного советника, был в числе высшей столичной знати.

всю свою жизнь он разгадывал тайны дерева. Этому делу отдал всего себя. Титулованным особам в этом человеке многое казалось странным. В самом деле, какой тайный советник, точно простой садовник, начнет на своих плечах перетаскивать деревья и кусты из заброшенного сада на овражный пустырь, чтобы создать в Киеве университетский ботанический сад? Как-то не пристало тайному советнику, право же... Титулованные особы изумленно пожимали плечами, посмеивались над чудаком, а Рудольф Эрнестович в рабочей робе вместе со студентами носился по оврагу, выбирая наиболее подходящие места для посадок.

– Господа студенты, а вот тут отлично приживется береза, тут пойдет кленовая аллейка. Ах, какие яворы перешагнут из нашего времени в век двадцатый...

Восемьдесят ботанических работ, посвященных флоре России, принадлежат Траутфеттеру. Многие его дендрологические изыскания легли в основу нынешней науки о деревьях. Труды Рудольфа Эрнестовича верно служат сегодняшнему лесу, помогают нынешним лесоводам раскрывать тайны древесных и кустарниковых пород.

После смерти ему не поставили памятник, но благодарные потомки назвали в его честь новый вид клена – клен Траутфеттера. Так имя ботаника прошлого века обрело бессмертие. Славная участь!

На Тянь-Шане, в долинах горных рек Афганистана, высоко над уровнем моря, можно увидеть 5–6-метровое дерево с шаровидной кроной. Ствол одет в морщинистую кору. Годичные побеги имеют красноватый оттенок, листья трехлопастные, окаймленные крупными зубцами. Розовые крылатки, созрев, желтеют.

Путь к этому дереву – путь знаменитого русского путешественника, географа, который еще в раннем детстве у себя на родине, возле Рязани, решил посвятить себя изучению природы, странствиям по России.

В преклонном возрасте этот человек вспоминал:

«Мне десять лет. Манили меня к себе... крутые склоны и обрывы глубоких ложбин, где снега таяли особенно быстро и где появлялись любимые мною, расцветающие первыми весной цветы мать-и-мачехи... Исчезли воды в наших летом сухих междуречных пространствах, но зато в лесу стал появляться роскошный покров анемонов, адонисов, ирисов, незабудок, а деревья начали быстро, не по дням, а по часам, одеваться: одни светлой зеленью, а другие белоснежными и бело-розовыми цветами...»

Я привожу эти строки лишь затем, чтобы показать, что уже в десять лет этот мальчик умел видеть зорким глазом то, что каждодневно происходит в природе.

Человек, написавший эти слова, уже в юношеские годы решает посвятить себя изучению горной системы Тянь-Шань. В ту пору мало кто знал об этой диковинной, поднятой к небу стране. Полагали лишь, что там непременно должны быть вулканы. Готовясь к восхождению на Тянь-Шань, ученый едет в Италию, совершает около двадцати восхождений на Везувий – готовит себя к главному восхождению своей жизни. Он не может жить иначе, его идеал ученого – человек, который «...стряхнув с себя прозу обыденной жизни, с самоотвержением действует на пользу человечества, науке или ближнего».

Ему 29 лет – позади Петербургский университет. «Стряхнув с себя прозу обыденной жизни», он уезжает к подножию Джунгарского Алатау. Отсюда начнется его дорога к таинственным горным вершинам, опасная, полная неожиданностей...

Исхожены берега Иссык-Куля. Рельеф местности, растительность, животный мир – ему внятны страницы природы. Дневниковые записи вбирают этот мир, живописуют его с наглядной и прозрачной простотой.

Начинается путь к вершине Тянь-Шаня. Ни один натуралист не шел этими тропами.

«Во второй половине мая на горных скатах цвели еще ранние весенние азиатские формы, между которыми бросались в глаза открытые мною красивые растения с высокими стеблями до 3 м высоты из семейства лилейных. Мы экскурсировали в лесу, состоявшем из покрытых нежными бледно-розовыми цветами диких яблонь и абрикос, а также из новооткрытой мною породы клена, очень схожей с гималайской и амурской и впоследствии получившей мое имя...»

Выше, выше. Вот уже видны ледники, от них берут начало горные реки. Вулканов нет.

«Быстро исчезали деревья плодовые. Остались ель и арча. Меж травянистой растительности появились характерные представители альпийской флоры. Под таявшими снегами с удовольствием увидел ранние цветы нашей русской равнины: мать-и-мачеху...»

Восхождение как бы привело его к истокам детства. Мать-и-мачеха. детской непосредственностью дышат его строки, посвященные любимому цветку.

Этот человек проник вглубь загадочной для его времени страны, начертал схему хребтов Тянь-Шаня, открыл верховья Сырдарьи. Позднее он защитит диссертацию по ботанике, в которой флора Тянь-Шаня будет раскрыта во всей своей новизне.

Кто же был этот путешественник? Петр Петрович Семенов – именно в его честь был назван открытый им клен. В знак своих заслуг Семенов получил почетную приставку к своей фамилии: Тян-Шанский.

Вот какие имена занесены в родословную клена. Кстати сказать, клены Траутфеттера и Семенова, в числе других двадцати двух видов, рекомендованы ботаниками МГУ для озеленения наших городов.

И пусть скорее придет на наши улицы, в наши парки славное дерево клен!

Спасибо тебе, тополь

Близкие родичи

Тополь. Не знаю как для кого, а для меня это дерево связано с самыми ранними воспоминаниями детства. Переулок, где я жил, был усажен тополями. Помню, как молодые деревья стригли железными ножницами, зеленые кудри шлепались на тротуар, топольки напоминали шеренги новобранцев, обритых «под нолик».

В начале июня в переулке зарождалась снежная метель – светлый пух носился в воздухе, – казалось, во всех дворах одновременно распороли перины. Пух вихрился у ног, парил у окон, ложился на подоконники, бросался под колеса «эмок». Наберешь в ладонь горсть пуха – и точно под пальцами подрагивает пушистый, только что народившийся цыпленок.

Из всех лесных пород тополь, пожалуй, самая «домашняя» порода. Человек отдал ей особое предпочтение, когда «приручал» деревья к городу. Тополь ближе всех своих лесных собратьев доверчиво подошел к нашему дому, к нашей улице, породнился с дворами, аллеями, детскими площадками. Он уверенно, по всем законным правам, обрел постоянную городскую прописку. Со всем своим многочисленным семейством. Ведь в роду тополя более ста видов.

Шагая от одного географического пояса к другому, тополь меняет свою зеленую шапку, переодевается в разные наряды. В одних местах кора у тополя морщинистая, заскорузлая, а головной убор ни дать ни взять – деревенский треух. В других краях у тополя шапка высокая, удлиненная, похожая на колпак древнего звездочета. А есть тополя, у которых крона напоминает этакий шатер из сказки, он укрывает ствол наполовину. Осина же – тополь дрожащий – спеленута зеленой одеждой, шапка в сплошных прорехах. Близкие родичи, а так не похожи друг на друга.

Продолжение следует

 

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru