А.П. КОЛЕСНИКОВА,
учитель биологии и химии
с.ш. No 22, п. Ломинцевский, Тульская обл.

Размножение и развитие земноводных

Инсценированный урок

Оборудование. На листах ватмана – изображения взрослых озерных лягушек (самки и самца с раздутыми резонаторами), пипы суринамской, сумчатой квакши, ринодермы Дарвина, тритона, кладки икры лягушек и 9 стадий развития головастика лягушки, начиная с икры. Из листа ватмана делается травинка. Магнитофон с записями кваканья лягушек.

ХОД УРОКА

Каждый участник инсценировки выходит с изображением своего персонажа. Первыми появляются озерные лягушки.

Самка озерной лягушки. Здравствуйте! Надеюсь, вы нас сразу узнали. Мы – озерные лягушки. Если вы нас и не видели, то уж наверняка слышали. Вообще-то поет он (показывает на «самца»), а я выбрала его за красивое пение на разные голоса: и «уоррр...уоррр», и «кру...кру», и «кекс... кекс...», и «брекекекс...брекекекс...».

Самец озерной лягушки. А помогают мне в пении вот эти большие пузыри темно-серого или дымчатого-серого цвета в углах рта. Это резонаторы, которые усиливают звук. Ух и туго же мне пришлось! Соперников собралось видимо-невидимо, и концерт мы давали с утра до вечера и с вечера до утра. Удача мне улыбнулась, и я заключил кратковременный брачный союз.

Самка озерной лягушки. Пришли мы к вам после великого дела, ради которого, собственно, и встречались. Мы отложили икру. Плавает себе где-то в водоеме, а может, уже и прибилась к стеблям растений. Теперь и отдохнуть можно, ну и устала же я. Сделал дело – гуляй смело.

Самка пипы суринамской. Что это ты расквакалась: «Устала, устала...»? С чего бы?

Самка озерной лягушки. С чего? А ты сформируй да отложи столько икринок – может, пять, а может, все шесть тысяч!

Самка пипы суринамской. Все равно! Бросила детей на произвол судьбы – даже думать противно! Ведь вашу отложенную икру кто угодно может слопать. А вот я, пипа суринамская, детей своих не бросаю. Во время выметывания икры самец впечатывает икринки в специально размякшую кожу на моей спине. Потом моя спина все больше пухнет и вокруг икринок нарастает кожа, оставляя свободной лишь верхнюю часть каждой икринки, из которой получается крышечка. Детей у меня, конечно, не так много – от сорока штук до сотни, зато я два с половиной месяца всюду ношу их с собой и в моей спине-колыбели они развиваются и мужают. Даже когда метаморфоз закончится, крохотные лягушата еще несколько дней пользуются моей защитой. И только потом прощаются со мной навсегда. Я же полиняю, и от бывших люлек на спине почти и следа не останется.

Самка сумчатой квакши. А вот я, сумчатая квакша, более практично распорядилась своей спиной. Кожа на ней разрастается, и получается своеобразный карман для икры. в него влезает разное количество икринок. У карликовой сумчатой квакши – не более семи, у меня, сумчатой квакши обыкновенной, – порядка двухсот. Правда, когда икринок так много, желтка в каждой оказывается недостаточно, чтобы детеныши могли завершить свое развитие. Приходится мне расставаться с ними, когда они еще головастики. Дальше они живут и развиваются в крохотных водоемчиках с дождевой водой – в дуплах, в пазухах листьев и даже... в цветках! Корма там достаточно, чтобы завершить метаморфоз, а вот врагов, считай, что и не встретишь. Впрочем, моя родственница, яйценосная сумчатая квакша, – более ответственная мать. Ее дети выпрыгивают, вылезают, выползают из кармана, только превратившись в настоящих бесхвостых лягушат. Но, конечно, их у нее раз в 10 меньше, чем у меня, – иначе желтка не напасешься.

Самец ринодермы Дарвина. Почему считается, что заботиться о детенышах – привилегия самок? У нашего вида – ринодермы Дарвина – этим занимаемся мы, самцы. Самки откладывают 20–30 оплодотворенных икринок куда-нибудь в сырое местечко, на мох, и удаляются, а мы рассаживаемся в почетном карауле вокруг и глаз с яиц не сводим. Когда через 10–12 дней эмбрионы начинают шевелиться, мы кидаемся на яйца и, расталкивая друг друга, начинаем запихивать их в рот. Думаете, чтобы съесть? Нет! Мы не глотаем яйца, мы заталкиваем их языком в голосовой мешок-резонатор, пока там не соберется 10–20 икринок. Своих или чужих, разницы нет. С каждым «проглоченным» яйцом резонатор растягивается, словно резиновый. Когда из яиц выходят головастики, полость увеличивается еще больше. Израсходовав желток икринок, головастики прирастают спиной к стенке голосового мешка и получают питательные вещества из нашей крови. Там, в резонаторе, они и метаморфизируют. Так что у ринодермы Дарвина молодые лягушата вступают на большую жизненную дорогу через... отцовский рот!

Слышится шум.

Самец озерной лягушки.

Что случилось в нашей луже?
Драка или что похуже?
Отчего, как никогда, взбаламучена вода?

Самка озерной лягушки.

Это разные козявки и букашки
Пристают к головастику, бедняжке.
Налетает мелюзга
На него, как на врага,
Хохот, крики, град насмешек,
Только наш сынок – молчок...
Прибился к травинке подводной
И вцепился в нее,
Как голодный.
То сосет, то глотает, то гложет
И никак оторваться не может.

Учитель.

В это время и заплыл в затон
Двоюродный дядюшка – старый тритон.

Головастик.

Дядя, дядя, заступись за меня!
Ты ведь мне не чужой, а родня!

Тритон.

Погоди, давай без паники!
Ох уж эти мне племянники!
Я с тобою вообще незнаком,
Я впервые встречаюсь
С таким толстяком!

Разворачивается и уходит.

Головастик. Знали бы вы, как тяжело нам приходится. Ведь появляемся мы из икринок с нечетко обозначенной головой и коротким зачатком хвоста. Ни рта еще нет, ни отверстия, ему противоположного, и глаза недоразвитые. Зато наружные жабры уже функционируют, и есть так называемый аппарат прилипания – присоска, по форме которой можно определить наш вид. Через несколько дней, когда запасы желточного мешка закончатся, приходится плыть к манящей зелени подводных трав и водорослей. К этому времени глаза у меня уже видят, рот прорезался, а по его краям образовалось некое подобие рогового клюва, с помощью которого я объедаю зелень на листьях, камнях и корягах. И хвост мой уже не зачаточный удлиненный бугорок, а вполне развитый плавательный орган. И еще он дышать помогает – в его коже много кровеносных капилляров. Примерно на третий день я начинаю дышать уже внутренними жабрами, а к концу месяца у меня начинают расти ножки. Правда, сначала видны одни задние, а передние скрыты под кожей и прорвутся только к концу второго месяца жизни. За это время у меня появляется перегородка в предсердии, закладываются легкие и подходящие к ним кровеносные сосуды. А потом наконец новенькие легкие делают свой первый вдох!

Дальше все происходит быстро – жабры отмирают, рассасывается хвост, исчезают без следа роговой клюв и боковая линия, меняется строение кожи, становятся большими и выпуклыми глаза. В последние дни перед завершением метаморфоза приходится поститься: ведь мой длинный кишечник, который до сих пор перерабатывал растительную пищу, перестраивается, чтобы стать короче и быть готовым к поступлению животной пищи. Ведь взрослые жабы и лягушки не вегетарианцы, как мы, головастики.

Учитель.

Утекло воды немало,
Лето красное настало.
Летним днем,
Порою знойной
Кто-то ловкий, кто-то стройный,
Весь зеленый, весь в зеленом
Поздоровался с Тритоном.
Смотрит на него Тритон...

Тритон.

Этот сон или не сон?
Это он или не он?
Ну и ну! Родная мать
Не смогла б тебя узнать!
Был ты форменный калека –
Пузырек без рук, без ног,
А теперь...
На лягушонка
Ты теперь похож, сынок!

Литература

Акимушкин И. Мир животных. Рассказы о змеях, крокодилах, черепахах, лягушках, рыбах. – М.: Молодая гвардия, 1974.

Сосновская И.П. Амфибии и рептилии леса. – М.: Лесная промышленность, 1983.

Энциклопедия для детей. Биология, т.2. – М.: Аванта+, 1995.

Акимушкин И. Причуды природы.

Заходер Б. Гимнастика для головастика.