Бегство от одиночества

(Печатается в сокращении)

Глава 4.

Хищные кусты, многоглавые монстры и живые реактивные ракеты

Ядовитый куст опасной разновидности Angostura
вцепился в хвост маленькой фрекен Снорк и подтаскивал
ее к себе своими живыми руками. ...
– Ах ты, мерзкий куст! – крикнул Мумми-тролль
и взмахнул своим перочинным ножом.
... Куст уставился на него всеми свои ми желто-зелеными цветами,
отпустил фрекен Снорк и потянулся к нему извивающимися конечностями.

Т.Янссон. Мумми-тролль и комета

Леденящая кровь схватка отважного Мумми-тролля с разъяренным зловещим кустом невольно воскрешает в памяти еще более масштабные баталии между Гераклом и девятиглавой Лернейской гидрой, между лапифами и кентаврами, между Георгием Победоносцем и огнедышащим чудовищем-драконом. Гротескность и сказочная неправдоподобность всех этих мифических существ проистекает из явного их несоответствия нашим привычным представлениям о том, как следует выглядеть любому «нормальному» животному. И самое, пожалуй, незыблемое предписание этого «анатомического стандарта» состоит в том, что уж по крайней мере голова-то должна быть одна!

Дело здесь в том, что все те подвижные «унитарные» организмы, которые человек постоянно видит вокруг себя – будь то комар, золотая рыбка, курица или кошка, – ориентируются в окружающем их мире с помощью органов чувств, сосредоточенных, по вполне понятным причинам, на переднем «полюсе» тела, обращенном в ту сторону, куда движется животное. А «диспетчерский пункт» центральной нервной системы, в котором происходит обработка полученной информации, должен быть к этим органам чувств максимально приближен. Такими «диспетчерскими пунктами» являются головной ганглий членистоногих (многоножек, пауков, насекомых) и головной мозг позвоночных, защищенный черепом от всяческих неприятных неожиданностей.

Иной тип симметрии – к примеру, радиальный, широко распространенный у водных прикрепленных организмов, сразу же заставляет наблюдателя усомниться в принадлежности подобного существа к миру животных. Между тем существу, ведущему сидячий образ жизни, голова и совершенные лоцирующие «приборы» (такие, как глаз, рисующий точное изображение объектов) и не нужны. Ему не надо двигаться ради поисков пропитания – вспомним губок, которые питаются, затягивая воду со взвешенными в ней пищевыми частицами.

Когда в начале XVIII в. натуралисты впервые заглянули в морские глубины, они обнаружили в этой чуждой человеку среде удивительные по тем временам вещи. Например, французский судовой врач Пейсоннель установил в 1723 г., что коралловые рифы, считавшиеся до того времени каменистой горной породой, в действительности являются продуктом коллективной деятельности своеобразных миниатюрных животных, объединенных воедино наподобие цветков, осыпающих яблоневое дерево. Это открытие настолько не вязалось с привычными взглядами «человека сухопутного», что даже наиболее прогрессивные и проницательные мыслители того времени были обескуражены и отказались верить утверждению путешественника. В частности, в трактате Вольтера «О феноменах природы», опубликованном 45 лет спустя после открытия Пейсоннеля, можно найти следующие рассуждения: «Весьма опытные натуралисты считают коралл жилищем, построенным для себя насекомыми. Другие придерживаются древнего мнения, гласящего, что коралл – растение, и глаза наши подтверждают их правоту».

Можно понять сомнения маститого философа. В отношении растительного мира нас нисколько не удивляет, что далеко отстоящие друг от друга куртины тростника нередко связаны воедино общим многометровым корневищем – хотя каждую такую куртину мы не без основания воспринимаем как нечто самостоятельное, как самодостаточный биологический индивид. Что же касается мира животных, то все наши представления о «правильной» конструкции тела вопиют против возможности существования «плотоядных», сходным образом связанных воедино чем-то вроде корневища.

Именно об этом писал в 1839 г. Чарлз Дарвин, воочию познакомившись во время своего кругосветного путешествия с подобными «зоофитами», как натуралисты XVIII – XIX вв. называли таких тогда еще столь мало понятных им существ. «Как ни кажется изумительным это соединение самостоятельных особей на одном общем стволе, – пишет великий натуралист, – но то же самое представляет нам каждое дерево, ибо почки следует рассматривать как самостоятельные растения. Вполне естественно, однако, что полипа, снабженного ртом, внутренностями и другими органами, следует считать самостоятельной особью, между тем как индивидуальность листовой почки проявляется значительно слабее. Поэтому соединение раздельных особей в одно общее тело поражает нас сильнее у кораллины, чем у дерева».

Эта цитата из «Путешествия натуралиста вокруг света» вновь возвращает нас к тем самым больным вопросам, о которых речь шла в предыдущей главе, хотя рассматривали мы там совершенно иные биологические миры. Что есть тератобактер, вольвокс, зоотамнион* – самостоятельный индивид или собрание множества индивидов? Тот же вопрос задает себе и Ч.Дарвин, тут же наталкиваясь – увы! – на полную неопределенность слова «самостоятельный». Уже одно то, что интересующие нас создания находятся в неразрывной телесной связи друг с другом и в силу этого лишены свободы передвижения, не позволяет признать их сколько-нибудь самостоятельными. Более того, во времена Дарвина еще не было известно, что у «кораллины» (о которой упоминает ученый и которая в действительности принадлежит не к коралловым полипам, а к совершенно неродственной им группе мшанок) сидящие рядом «особи» к тому же тесно взаимосвязаны в своей повседневной деятельности и в силу этого взаимно дополняют друг друга – как, скажем, ключ и замок, молот и наковальня. Одна «особь» производит яйцо и передает его другой, выполняющей роль своеобразной «выводковой камеры», а их обеих охраняет третья, снабженная своеобразным оружием – маленькой пикой в виде птичьего клюва.

Тем не менее уже в то время ученые стихийно, в согласии с простым здравым смыслом, стали именовать подобные образования «колониями», и это название сохранилось за ними и по сию пору. Однако жесткая телесная связь между членами такой колонии, которые по характеру своей деятельности зачастую уподобляются зависимым друг от друга органам, вызывает у некоторых исследователей оправданный соблазн рассматривать их в качестве целостного организма. И если Ч.Дарвин был склонен акцентировать «самостоятельность» слагающих колонию существ, то сторонники этой второй точки зрения уповают на слово «единство».

И «сепаратисты», и «конфедераты» одинаково правы – но правы они лишь до тех пор, пока не впадают в отрицание противоположной позиции. Ибо нет и не может быть никакой резкой грани между «самостоятельностью» элементов внутри целого и их «единством». Напротив, между обоими состояниями существуют все степени перехода.

Этот принцип, одинаково справедливый и для коллективов анатомически самодостаточных индивидов высших животных (не исключая и нас с вами), и для государств в политических объединениях, предельно ярко прослеживается в фантастическом мире прикрепленных многоклеточных животных морских глубин.

Сообщества коралловых рифов

Кораллы, мшанки, губки – вот лишь немногие из числа тех беспозвоночных животных, которые формируют в высшей степени своеобразные сообщества организмов, укрытые от наших глаз в синих безднах владений Нептуна. В своей книге «Леса моря» Дж.Куллидж так описывает один из уголков морского дна в прибрежной зоне Атлантического океана: «...небольшие локальные поселения беспозвоночных животных соединяются, образуя простирающийся на многие километры мегаполис из трубок, тоннелей и узких трещин в толще грунта, которые также постепенно обживаются различными организмами». Обратите внимание на слово «мегаполис». И в самом деле, за миллионы лет своего существования придонные беспозвоночные создали из материала своих отмирающих тел нечто вроде гигантских подводных городов, идеально приспособленных для существования последующих поколений самих строителей, а также множества прочих животных, находящих надежные укрытия и обильное пропитание в запутанных лабиринтах этого «рукотворного» ландшафта. Что же касается главных действующих лиц, веками осуществляющих столь грандиозную строительную деятельность, то среди них первое место должно быть по праву отведено мадрепоровым кораллам, которые бесспорно вносят наиболее внушительный вклад в создание совершенно особой экологической среды, именуемой сообществами коралловых рифов.

Правда, поражающие воображение примеры строительной деятельности крошечных «несмышленых» созданий можно отыскать и в сухопутном мире. Например, в Центральной Африке надземные части жилищ насекомых-термитов возносятся на 7–8 м в высоту. Масса такого термитника составляет свыше 10 т, существует он порой более 100 лет, а освободить от него осваиваемое людьми пространство можно лишь при помощи динамита. Но даже эти весьма внушительные сооружения не идут ни в какое сравнение с теми, что создаются в тропических морях мадрепоровыми кораллами. «Даже самый маленький атолл, – пишет Д.Айзекс в коллективной монографии «Океан», – намного превосходит любое из величайших строительных чудес, созданных человеком, а крупный атолл по своей фактической массе примерно равен всем постройкам человека, существующим на сегодняшний день».

Вероятно, эти параллели между плодами деятельности термитов и человека, с одной стороны, и коралловых полипов – с другой, далеки от научной строгости. И в самом деле, термиты и люди созидают нечто отличное от себя самих, тогда как кораллы строят свое собственное тело. Ибо известковая толща кораллового рифа – это не что иное, как сросшиеся воедино мириады скелетов, большинство из которых принадлежит уже погибшим «особям»-полипам и лишь немногие поддерживают маленькие, всего 3–5 мм, тельца ныне живущих членов колонии. Может быть, коралловые рифы правильнее было бы сравнивать с такими продуктами органической жизни, как, скажем, огромные каменные подушки-строматолиты, выступающие над поверхностью моря у северо-западного побережья Австралии. Эти строматолиты – не что иное, как плотно спрессованные массы живых и уже отмерших цианобактерий (синезеленых водорослей), вот уже свыше 2 млрд лет принимающих активное участие в формировании геологического лика Земли.

Продолжение следует

* См. «Биология», № 24/2000