МАТЕРИАЛЫ ВЫСТУПЛЕНИЙ НА ПЕДАГОГИЧЕСКОМ МАРАФОНЕ

М.Г. ДОМШЛАК,
гимназия № 14, г. Одинцово, Московская обл.

 

 

 

Борьба двух гипотез, или Возникновение жизни на Земле

Урок-спектакль (по мотивам произведения Н.Н. Плавильщикова «Гомункулус»)

Действующие лица

Аристотель Стагирит (384–322 до н.э.) – один из знаменитых мыслителей Древней Греции, самый выдающийся исследователь природы тех времен, «отец современного природоведения», создатель теории абиогенеза – самозарождения организмов.

Моряки, рассказывающие легенды о чудо-деревьях и легенду о Бернакельском гусе (ХIII в.).

Ван Гельмонт (1577–1644) – крупнейший ученый первой половины XVII в., алхимик, предложил «рецепт» создания живых организмов

Теофраст Парацельс (1493–1541) – величайший реформатор эпохи Возрождения, врач, основатель современной медицины, алхимик, предложил «рецепт» создания живых организмов.

Франческо Реди (1626–1698) – знаменитый итальянский естествоиспытатель, врач. Первым из ученых поставил опыты, опровергающие теорию абиогенеза, один из основателей теории биогенеза.

Вильям Гарвей (1578–1657) – знаменитый английский врач, описавший большой и малый круги кровообращения, занимался вопросами развития зародышей млекопитающих и кур. Итог этих исследований – книга «О произрождении животных». Гарвею принадлежит высказывание: «Все живое из яйца!»

Антони Ван Левенгук (1632–1723) – сконструировал первый в мире микроскоп, первый «охотник за микробами».

Ж. Де Бюффон (1707–1788) – выдающийся французский натуралист, эволюционист, сторонник теории абиогенеза.

Нидгем (1713–1781) – английский ученый, аббат, сторонник теории абиогенеза.

Ладзаро Спалланцани (1729–1799) – выдающийся итальянский ученый (математик, биолог), аббат. Проводил опыты, опровергавшие взгляды Нидгэма и Бюффона о самозарождении микроорганизмов, сторонник теории биогенеза.

Мартын Матвеевич Тереховский (1740–1796) – русский ученый, врач, сторонник теории биогенеза, доказавший невозможность самозарождения инфузорий, жгутиковых и других микроорганизмов. Итог работы – «Зоолого-физиологическая диссертация о наливочном хаосе Линнея».

Франсуа Аппер – французский повар, изобретатель консервов. Написал книгу «Искусство консервировать все растительные и животные продукты».

Ж.Л. Гей-Люссак (1778–1850) – известный французский химик, физик.

Ф.Пуше – французский ученый, сторонник теории абиогенеза, доказывавший возможность самозарождения микроорганизмов.

Луи Пастер (1822–1895) – выдающий французский ученый: химик, микробиолог, создатель вакцины против бешенства. Поставил «точку» в споре, длившемся на протяжении сотен лет, доказав невозможность самозарождения живых организмов.

Ученики Аристотеля, Гельмонта, Парацельса.

Ведущий (или ведущие)

На переднем плане сцены – ведущий. Задняя часть сцены затемнена, там находятся остальные исполнители (на груди у каждого – фамилия его персонажа). По ходу действия они по очереди выходят вперед, в круг света, а ведущий отступает на шаг назад. На заднике лозунг – «Все живое из яйца!» (Гарвей).

Ведущий. Вопрос о возникновении жизни на Земле интересовал человека с незапамятных времен. В Древнем Китае, Вавилоне и Египте была распространена теория самозарождения: люди считали, что жизнь возникала неоднократно из неживого вещества. Позже эту теорию на основе собственных наблюдений развил Аристотель – выдающийся мыслитель Древней Греции, «отец современного природоведения». Сейчас, ребята, вы услышите, как Аристотель проводит очередное занятие со своими учениками в созданной им школе на территории храма Аполлона Ликейского, откуда и произошло ее название «ликей», «лицей». Учитель и ученики прогуливаются по зеленым аллеям, протянувшимся вдоль спортивных площадок. Слушайте вместе с ними.

Аристотель СтагиритАристотель Стагирит

Аристотель (в окружении учеников прогуливается по одной стороне сцены). Сегодня, друзья, я расскажу свою теорию о происхождении жизни на Земле. Я, как и ученые древности, полагаю, что жизнь могла зародиться самопроизвольно из неживых существ. По моему мнению, определенные частицы вещества содержат активное начало, направляющее и организующее последовательность действий. При подходящих условиях оно может произвести и живое существо. Но вы должны понимать, что при разложении почвы образуются различные кусочки, и активное, или живое, начало в них тоже может быть различно. Так, живое начало яйца курицы заставляет его развиваться теми путями, которые приведут к появлению цыпленка. Икринку рыбы ее организующее начало приводит к появлению рыбы. Конечно, вы можете мне возразить, что живое возникает в результате спаривания. Да, это верно. Одно не исключает другое. Вы хорошо знаете, что лягушки родятся из ила, а насекомые и прочая мелочь заводятся сами собой во всех мало-мальски подходящих местах. Так же обстоит дело и у растений: некоторые развиваются из семян, а другие самозарождаются под действием сил природы, возникая из разлагающейся земли или из определенных частей растений.

Ведущий. Вдумайтесь, что означает самопроизвольное зарождение. Самовозгорание означает внезапное появление огня в горючем материале. Вам хорошо известно, например, самовозгорание торфяников. А самозарождение жизни подразумевает, что неживое вещество может стать живым. Аристотель совершенно правильно полагал, что в оплодотворенном яйце содержится активное начало. А как же иначе начнется развитие яйца? Но не обошлось и без ошибок – ведь биология как наука только-только начинала развиваться. Аристотель полагал, что активное начало присутствует и в солнечном свете, и в тине, и в гниющем мясе. Он связывал все организмы в «лестницу природы», т.е. непрерывный ряд: «Природа совершает переход от безжизненных объектов к животным с такой плавной последовательностью, поместив между ними существа, которые живут, не будучи при этом животными, что между соседними группами благодаря их тесной близости едва можно заметить различия». Браво, Аристотель! Этим высказыванием он укрепил рассуждения Эмпидокла об органической эволюции. За свои вольнодумные высказывания Аристотель был обвинен в безбожии. Ему пришлось бежать на остров Эбею, на котором он провел последние годы жизни.
Теории самозарождения, или абиогенеза, придерживались в течение многих лет после Аристотеля. В начале XIII столетия люди охотно верили в разные небылицы, подтверждающие ее.

Самозарождение ягнят

Самозарождение ягнят

Моряки (выходя вперед, радостно приветствуют друг друга, похлопывая по плечам, спеша рассказать увиденное). Здравствуй, Бил! Том! Здравствуй, Джо!

Моряк 1. Послушайте, друзья, историю про Бернакельского гуся. Этот гусь вырастает на обломках сосны, носящихся по морским пучинам. Вначале он имеет вид капельки смолы. Он прикрепляется клювом к дереву и выделяет для безопасности твердую скорлупу, в которой живет спокойно и беззаботно. Через некоторое время у гуся вырастают перья, и тогда он сходит с куска коры в воду и начинает плавать. А в один прекрасный день взмахивает крыльями и улетает.
Могу побожиться, я сам видел, как более тысячи таких существ, заключенных в раковины, сидят на куске коры. Они не несут яиц и не высиживают их. Ни в одном уголке земли нельзя найти их гнездо.

Самопроизвольное зарождение Бернакельских гусей

Самопроизвольное зарождение Бернакельских гусей

Моряк 2. Это что! Я видел дерево, на нем плоды. Из тех плодов, что упали на землю, могут получиться птицы, а из попавших в воду выведутся рыбы!

Моряк 3. Эка невидаль! Есть на свете и такие деревья, на которых растут плоды, имеющие форму дыни. Из них появляются ягнята.

Ведущий. На плавающих в морской воде предметах селятся небольшие усоногие рачки – морские уточки. Они неподвижны и окружают свое тело известковой раковинкой. Ее контуры напоминают рисунок птицы, сделанный неумелой рукой ребенка. «Гуси» же, о которых идет речь, – небольшие дикие гуси-казарки, гнездящиеся в тундре. Их огромные стаи появлялись во время перелета на север (или с севера). Никто не знал, где и как они размножаются, как высиживают яйца, никто не видел их птенцов. Так родилась сказка о Бернакельском гусе. Интересно, что она очень привлекала монахов. Ведь получалось, что существо, зародившееся таким образом, – не птица, а раз так, то его можно есть во время постов, когда монаху и глядеть-то на мясо и птицу не полагается!
Этим увлекательным, а сегодня мы бы сказали – фантастическим, историям верили и ученые. Описание «происхождения» Бернакельского гуся попало в книгу самого Геснера – одного из первых ученых, пытавшихся навести порядок в сведениях о растительном и животном мире. Его труд, опубликованный в 1598 г., в настоящее время представляет только исторический интерес.
Ученые средневековья преклонялись перед авторитетом великого Аристотеля и верили, что самозарождение возможно. Но если так, почему бы не попробовать создать живой организм у себя в лаборатории? Давайте вспомним порядки, существовавшие в Европе вплоть до середины XVI в., – мракобесие, нетерпимое отношение к развитию наук, особенно естественных. В это время расцвела алхимия. Среди алхимиков было множество наивных и невежественных людей, но были и другие – прекрасные ученые, имена которых вошли в историю. Среди них бельгийский врач Ван Гельмонт и швейцарский врач Парацельс – величайший реформатор эпохи Возрождения, отец современной медицины.
Алхимики мечтали найти философский камень и получить золото. Но были и другие... Уставив свои столы банками, ретортами, соорудив перегонные кубы и прочие приборы, они кипятили, перегоняли, настаивали, процеживали... В колбы лили все, что попадалось под руку. Старались изо всех сил. Одни призывали на помощь Бога, другие были готовы отдать душу черту, только бы увидеть, как завертится в колбе какой-нибудь головастик, лягушонок, мышонок. Увы, ничего не получалось. Видимо, вся суть в рецепте. За дело взялся Ван Гельмонт.

Ван Гельмонт. Положи в горшок зерна, заткни его грязной рубашкой и жди. Что случится? Через двадцать один день появятся мыши: они зародятся из испарений слежавшегося зерна и грязной рубашки.

Эксперимент Ван Гельмонта с возникновением мышей путем самозарождения из грязных рубашек: 1–опыт; 2–контрольный опыт

Эксперимент Ван Гельмонта с возникновением мышей путем самозарождения из грязных рубашек: 1–опыт; 2–контрольный опыт

Ведущий. Простоте этого рецепта мог бы позавидовать всякий. Правда, второй рецепт требовал усилий.

Ван Гельмонт. Возьми кирпич. Выдолби углубление в кирпиче, положи в него истолченной травы базилика. Положи на первый кирпич второй так, чтобы углубление было полностью прикрыто. Выстави оба кирпича на солнце. Через несколько дней запах базилика, действуя как закваска, видоизменит траву в настоящих скорпионов.

Ведущий. Рассмотрим первый рецепт. Зачем Гельмонту грязная, пропитанная потом рубашка? Он предполагал, что в человеческом поте заложено активное начало. Ученый проделал опыт и сделал вывод о возможности самозарождения мышей из таких компонентов, как зерно и грязная рубашка!
Гельмонту, однако, надо было поставить еще и контрольный опыт: положить зерно и грязную рубашку не только в горшок, но и в закрытую коробку, куда не могли бы попасть снующие вокруг мыши. Однако такая простая мысль не пришла в голову ученому – он и сам был удивлен, когда увидел, что мышь, получившаяся путем «самозарождения», ничем не отличалась от мышки, появляющейся в выводке при естественном рождении. Эксперимент Гельмонта дает сегодняшним экспериментаторам два урока: во-первых, ученый должен стараться выявлять и контролировать все причины, которые могут повлиять на результат опыта, а во-вторых – помнить, что стремление во что бы то ни стало доказать изначальное предположение неизбежно повлияет на способ получения фактов и их трактовку.

Свой рецепт предложил и Парацельс. Возиться с получением мышей, лягушек, скорпионов – слишком мелко. Если уж браться за дело, то так, чтобы в пробирке возник гомункулус. Вам, не изучавшим латынь, это слово непонятно. Но вы не раз слышали слово «гомо» – человек. Уменьшительное от слова «человек» – «человечек», а на латинском языке – «гомункулус». Но «гомункулусом» называли фантастическое существо, которое должно было быть создано в лаборатории, пусть это будет хоть великан. Гомункулус – это память о фантазерах, мечтавших создать живое из неживого. Да, да, наука невозможна без знаний, опыта и... фантазии! Кто знает, не будь средневековых фантазеров, занялись бы в наше время ученые клонированием?
Но вернемся к Парацельсу. Великий маг в своей лаборатории, тускло освещенной, со сводчатым потолком, столами, заставленными колбами с разноцветными жидкостями, перегонными кубами и ретортами. На стенах – связки летучих мышей, облезлых, изъеденных молью чучел зверей и птиц. Под потолком – крокодил. Он пишет рецепт.

Парацельс (водит рукой в воздухе, изображая написание рецепта, окончив писать, хитро усмехается и читает). «Возьми известную человеческую жидкость...»

Ведущий. Мочу.

Теофраст ПарацельсПарацельс (продолжает): «... оставь гнить ее сперва в запечатанной тыкве, потом в лошадином желудке сорок дней, пока не начнет жить, двигаться и копошиться, что легко заметить. То, что получилось, еще нисколько не похоже на человека, оно прозрачно и без тела. Но если потом ежедневно, втайне и осторожно, с благоразумием питать его человеческой кровью и сохранять в продолжение сорока седмиц в постоянной и равномерной теплоте лошадиного желудка, то произойдет настоящий живой ребенок, имеющий все члены, как дитя, родившееся от женщины, но только весьма маленького роста».

Теофраст Парацельс

Ведущий. Кто знает, о чем думал Парацельс, сочиняя свой рецепт. Но, несомненно, он мог ехидно улыбаться. Попробуй повтори и получи! Налить в тыкву «известную человеческую жидкость» просто, перелить потом в лошадиный желудок тоже труда не составит. А вот «питать осторожно и с благоразумием» то невидимое и прозрачное, что должно закопошиться в гниющей жидкости, – это весьма не просто. В составленном рецепте столько лазеек, что всегда можно уйти от ответа. Давайте представим, что к нему в лабораторию входит ученик-алхимик, почтительно склоняется перед Учителем и с дрожью говорит.

Ученик. Учитель, я сделал все, о чем написано в твоем рецепте. Но у меня ничего не получилось!

Парацельс. Да? И ты сделал все точно?

Ученик. Да-да, Учитель.

Парацельс. Нет, нет и нет! Ты не все указания соблюдал! Ты был благоразумен и осторожен? Ты дал жидкости достаточно загнить? Ты вовремя перелил ее из тыквы в желудок? Ты сохранил тайну?

Ведущий. Ученик опускает голову. Да, насчет тайны – не утерпел, похвастался в таверне перед товарищами, что скоро появится у него в лаборатории «нерожденный» человечек.

Парацельс (грозно смотрит на ученика). Ну? Сознавайся!

Ученик (смущенно). Ты прав, Учитель.

Ведущий. Снова несчастный ученик наполняет тыкву и ждет. Каждый день смотрит: гниет или не гниет. В положенное время переливает загнившую жидкость в лошадиный желудок, отворачивая нос в сторону. Пахнет весьма неприятно. Да, Парацельс ловко всех одурачил.
Появлялись новые «творцы» фантастических историй. Никто не знал, откуда берутся черви, мухи, лягушки, улитки. Почему они появляются иногда в огромном количестве? Никто не видел их рождения, их яиц, развития. Вот и вывод: они самозародились из грязи, гниющих частей растений, животных, да мало ли из чего. Однако появлялись скептики, никому и ничему не верящие. Иногда они пытались протестовать. Но... (пауза) неколебим был авторитет греческих ученых и мудрейшего из них – Аристотеля. Кто посмеет противоречить ему! Тут же раздавался грозный окрик.

Все исполнители, кроме ведущего, делают шаг вперед, выбрасывают правую руку вперед и одновременно громко произносят: «Как? Ты против Аристотеля? Еретик!» Затем возвращаются в глубину сцены.

Ведущий. Шло время. Все громче звучали голоса скептиков, появлялись факты, противоречащие теории абиогенеза. Сторонники этой теории постепенно сдавали свои позиции, уступая скептикам лягушек, мышей, змей, птиц, рыб и, конечно, человека. Но черви, улитки – уж эта-то мелкота точно зарождается из всякой грязи! Мухи – из гнилого мяса. В этом нет никакого сомнения! Так, в спорах и сомнениях, проходили сотни лет...

Середина XVII столетия, Италия. Во Флоренции организован небольшой кружок ученых, солидно называющийся «академия опыта», возглавлял его знаменитый физик Торричелли. Поддерживали академию герцоги Медичи, покровительствующие точным наукам и искусству. Так, будучи мальчиком, великий скульптор Микеланджело был взят во двор герцогов и отдан в обучение мастерам-скульпторам. Видное место в Академии занимал врач, биолог, поэт Франческо Реди. Как опытный врач и честный человек он был назначен на должность придворного врача герцогов. А в свободное время как ученый-биолог занимался вопросами развития и превращения насекомых. В частности, его интересовали мухи. Про них ходили упорные слухи, что они не откладывают яиц, а зарождаются в виде червячков в навозе и гнилом мясе.

Реди. Тут что-то не так. Нужно разобраться.

Ведущий. Сидя в своем кабинете, Реди задумчиво разглядывал кусок мяса. Раскрытие тайны появления мух надо было начать с него. Неожиданно ученого вызвали к заболевшему герцогу. Реди сунул кусок мяса в горшок, прикрыл его и вышел.
Больше недели он оставался у больного. Пришлось готовить порошки и пилюли для герцога, румяна, всякие мази и притирания для герцогини. По возвращении в кабинет ученый почувствовал запах тухлятины. Стал оглядываться, заметил горшок – на дне лежал осклизлый, потемневший, сгнивший кусок мяса. Но ни одной мухи, ни одного червячка не было.

Реди (бормочет). Как же так? Почему же нет червей? Мясо лежало в закрытом горшке. Может быть, потому и нет червей, что мухи не могли пробраться в горшок и отложить яйца на мясо?

Ведущий. Реди взял четыре горшка с широким горлом, поместил в один из них мертвую змею, в другой – немного рыбы, в третий – угрей из Арно, в четвертый – кусок телятины, плотно закрыл их и опечатал. Затем поместил то же самое в четыре других горшка, оставив их открытыми. Таким образом, ученый решил проконтролировать ход своего опыта. За окном была середина июня. Вскоре мясо и рыба в открытых сосудах зачервивели, и можно было видеть, как мухи свободно залетают в сосуды и вылетают из них. В закрытых же горшках не оказалось ни одного червяка, хотя прошло много дней, после того как был начат опыт.

Эксперимент Реди

Эксперимент Реди

Реди. Мухи не родятся из гниющего мяса. Черви не заводятся сами собой в гниющем мясе. Они выводятся из яичек, отложенных туда мухами.

Ведущий. Это был блестящий эксперимент. Реди доказал невозможность самозарождения мух. Его данные подтверждали мысль о том, что «жизнь может возникнуть только из предшествующей жизни». Нанеся удар по теории абиогенеза, Реди заложил фундамент теории биогенеза.

А в Англии почти в это же время трудился Гарвей – ученый и придворный врач короля Карла I, описавший малый и большой круги кровообращения, разгадавший тайну клапанов в сосудах. Но творческий человек не успокаивается на достигнутом. Теперь Гарвей решил исследовать строение органов размножения у млекопитающих и этапы развития эмбрионов. Но для этой работы ему нужен был особый материал, да еще в большом количестве. Однажды на приеме король заметил, что его любимый врач задумчив и печален.

Король. Что с тобой? У тебя неприятности?

Вильям ГарвейВильям Гарвей

Гарвей. Нет, ваше величество (низко кланяется королю). Я здоров. Все идет у меня хорошо.

Король. Так в чем же дело? Тебе нужны деньги?

Гарвей. Деньги не нужны, но... (смущенно умолкает). Я хочу начать новое исследование. Мне нужен материал: много беременных животных.

Король (усмехаясь). Только-то! Ну что же! Иди в Виндзор, скажи, что я разрешил тебе делать там все, что ты пожелаешь.

Ведущий. Гарвей, сразу повеселев, низко поклонился. Этого-то он добивался уже несколько недель, простаивая на приемах, пока король не обратил на него внимание.
Виндзорский парк – огромный лесной заповедник, излюбленное место охоты английских королей. Здесь, в королевских угодьях, Гарвей начал свою охоту – охоту за тайной яйца. Он изучал беременных ланей и косуль – строение их тела, органов размножения, развитие зародыша...
Но и этого ему было мало. Теперь Гарвей приступил к изучению куриного яйца. Сколько материала: скорлупа, всякие пленки, белок, желток...

Гарвей (подносит куриное яйцо к правому глазу, зажмурив левый, смотрит на просвет). Почему скорлупа пористая? Может быть, через поры проходит воздух к зародышу?

Ведущий. Гарвей решил покрыть яйцо лаком. Для этого ему пришлось овладеть мастерством лакировщика – поначалу лак то растекался, то ложился так густо, что упорно не хотел сохнуть. Яйцо, подложенное под наседку, прилипало к ней. Возмущенная курица с прилипшим к перьям яйцом, громко кудахтая, металась по комнате. Но в конце концов все пошло как надо.

Опыты Гарвея по циркуляции кровиГарвей (склонившись перед корзинкой с яичными скорлупками, среди которых одно целое яйцо). Курица высидела эти яйца. Из них вывелись цыплята – из всех, кроме того, которое покрыто лаком. (Делает вид, что разбивает яйцо.) Да, не видно и следов зародыша... (Задумчиво.) Так... (Окрепшим голосом, как бы утверждая.) Лак закрыл поры, а через поры зародыш дышит! Но... это надо еще раз проверить.

Ведущий. В следующий раз под наседку Гарвей положил дюжину лакированных яиц. Гнездо выглядело замечательно, ярко блестели яйца, радуя глаз. Курица сидела, Гарвей ждал. Прошло положенное время. Наседка слезла с яиц, встряхнулась, почистилась и, оскорбленная, отошла от гнезда. Всем своим видом она показывала, что отказывается от таких странных яиц. А Гарвей? Он разбивал яйцо за яйцом, но следов зародышей, как и следовало ожидать, не обнаружил.

Гарвей. Это так! Они задохнулись. Не могли развиться!

Ведущий. Гарвей не ограничился только выяснением значения пор в скорлупе. Он начал изучать развитие зародыша. Теперь он не покрывал яйца лаком. Сотни яиц пошли в работу. Ученый вел точный учет дней насиживания, определял возраст зародышей. Каждый день Гарвей брал несколько яиц прямо из-под наседки и исследовал их содержимое.

Гарвей. Это яйцо было под наседкой четыре дня. Я вижу маленькое мутноватое облачко. В середине облачка вздрагивает крохотная красная точка. Размер ее не превышает булавочной головки. О! Эта капелька то появляется, то исчезает. Она – красная, она бьется. Это – сердце!

Ведущий. Позже он напишет: «Эта капелька крови, то появляющаяся, то вновь исчезающая, казалось, колебалась между бытием и бездной, и это был источник жизни».
День за днем Гарвей исследовал яйца. Перед ним постепенно развертывалась картина развития от чуть заметной точки до цыпленка. Он вскрыл десятки кур и выяснил, как происходит развитие и формирование самого яйца. Установил значение белка, желтка и наседа. Его кухарка ворчала: «Он извел столько яиц, что яичницы, приготовленной из них, хватило бы на весь Лондон».
Уже в самом конце своей жизни Гарвей написал книгу «О происхождении животных». Обложку ее украшала виньетка: Юпитер держит в руках яйцо, из него выползают паук, змея, вылетают бабочка, птица, выплывает рыба, и, наконец, появляется ребенок. Надпись гласила: «Все живое из яйца!»
«Все из яйца!» – казалось, этот лозунг Гарвея должен прекратить все споры. Увы! Все из яйца – да, это верно. Но... откуда взялось само яйцо? Нет, не Гарвею суждено было разрешить эту загадку. Да и не мог он сделать этого. Знаменитый врач вовсе не был противником самозарождения. Вопрос оставался открытым.

Антони Ван ЛевенгукВ XVII столетии Левенгук сконструировал микроскоп и открыл людям дверь в микромир. Перед глазами изумленных исследователей замелькали разнообразнейшие инфузории, коловратки и прочая мельчайшая живность. Оказалось, что они повсюду – эти мельчайшие организмы: в воде, навозе, в воздухе и пыли, в земле и водосточных желобах, в гниющих отходах животного и растительного происхождения. Клочок сена, брошенный в воду, превращал ее через несколько дней в сенной настой, кишащий инфузориями и мириадами еще более мелких существ. Откуда они взялись? В это время ученые не могли представить себе, что эти микроорганизмы могут размножаться половым путем.

Антони Ван Левенгук

Нидгем. Они произошли из гниющих остатков сена. Они зародились из него.

Бюффон. Они произошли из неживого.

Ведущий. Левенгук, не участвуя в споре между сторонниками теорий абиогенеза и биогенеза, своими наблюдениями стимулировал новые исследования ученых, разделившихся на два лагеря и обвинявших друг друга кто в безбожии, кто в излишнем преклонении перед авторитетами.

 Микроскоп Левенгука (1)  и способ его использования (2).  Изображения бактерий, котрые Левенгук увидел под микроскопом (3)

Микроскоп Левенгука (1) и способ его использования (2). Изображения бактерий, котрые Левенгук увидел под микроскопом (3)

Из глубины сцены раздаются голоса.

– Ну какие яйца могут быть у этих существ? Они сами меньше любого яйца!
– Яйца не летают по воздуху, а они летают!
– Вздор! Яйца есть! Еще знаменитый Гарвей сказал: «Все живое из яйца!»
– Сказал, да не про них. Он про кур сказал!
– Чем кричать, лучше докажите!

Ведущий. По одну сторону баррикад стояли блистательный граф, выдающийся французский натуралист Бюффон и ирландский аббат, ученый Нидгем, а по другую – итальянский аббат, знаменитый ученый, математик и натуралист Спалланцани.
В 1745 г. Нидгем поставил серию остроумных опытов: он нагревал питательные растворы (куриный бульон, растительный сок и другие жидкости, содержащие крошечные частички пищи), переливал их в пузырьки и закупоривал так, чтобы в них не мог пройти воздух. Затем нагревал снова. И... через несколько дней прозрачные жидкости в пузырьках мутнели. Под микроскопом видно было, что в них кишат крошечные организмы. Повторяя опыты, Нидгем получал один и тот же результат, подтверждающий теорию абиогенеза. Нидгем передавал результаты своих опытов Бюффону. Сам граф лабораторной работы не любил, но излагать материал умел отлично – выслушав Нидгема, он исписывал страницу за страницей. Это было идеальное сочетание двух талантов: теоретика и экспериментатора.
Не прошло и 100 лет после блестящих опытов Реди, доказавших невозможность самозарождения. И что же? Теперь его выводы опровергнуты? Посмотрим... Спустя 25 лет после опытов Нидгема неутомимый исследователь Спалланцани также занялся изучением развития яйца. Чем больше работал, тем все больше и больше приходил к выводу, что у всех живых организмов должны быть родители.

Спалланцани. Да, да, именно родители. Ничто живое не родится из ничего, не зарождается. Все живое от живого, родится от подобного себе же. У мельчайших существ нет родителей? Они родятся из бараньей подливки?! Вздор!

Ведущий. Легко сказать «вздор». Нужно доказать! И Спалланцани занялся поисками родителей микробов. А они, словно в насмешку, никак не давали себя обнаружить. Тогда он решил поступить наоборот: доказать, что если не будет родителей, не будет и микробов.

Спалланцани. Микробы родятся из бараньей подливки? Ладно! Я сделаю так, чтобы они там не родились – не пущу туда их родителей!

Ведущий. Спалланцани горячился, волновался, десятками бил пузырьки и бутылочки, но не сдавался.

Спалланцани (бурчит). Они попадают туда из воздуха. Они носятся в пыли. Нужно запаять горлышко бутылки! Тогда уж никаких отверстий не останется, не пролезут пронырливые микробы в подливку.

Ведущий. Ученый начал эксперимент. С десяток бутылок с прокипяченным настоем и с наглухо запаянными горлышками стояло в ряд на столе. Через несколько дней Спалланцани исследовал их содержимое.

Спалланцани. Подливка, кипевшая долгое время, прозрачна. Но, боже, в бутылочках, кипевших по четверть часа, микробы есть, хотя их там и мало. А в тех, что кипятились в течение нескольких минут – микробов толпы. Может быть, я не очень быстро их запаивал? Ну что же. Повторю!

Ведущий. Снова бурлили настои, лилась жидкость, выстраивались ряды бутылочек. Но... история повторялась.

Спалланцани. О, опять в бутылочках, которые я подогревал недолго, – микробы. Да ведь это новое открытие! Значит, есть микробы, выдерживающие нагревание в течение нескольких минут. Они не умирают от этого... (Весело смеется.)

Ведущий. И Спалланцани, усевшись за стол, начал писать возражение Бюффону и Нидгему.

Спалланцани («пишет»). Господа! Микробы не зарождаются из настоев и подливок. Они попадают туда из воздуха. Стоит только запаять бутылочки и прокипятить настой в течение часа – и там не появится ни одного микроба, сколько бы времени настой ни простоял.

Ведущий. Получив письмо, Нидгем вбежал в кабинет Бюффона.

Нидгем. Ваша светлость! Профессор Спалланцани возражает. Он...

Бюффон. Гм, гм, хорошо. Я обдумаю это. А вы, любезный, озаботьтесь выяснением вопроса: могут ли микробы зародиться в бутылочках Спалланцани?

Нидгем (в задумчивости шагает и шепчет). Он нагревал, он кипятил. Он нагревал по часу и дольше... Он... (неожиданно вскрикивает.) Так!

Бюффон. Можно ли так кричать?

Нидгем. Ваша светлость! Все хорошо. Пишите! У Спалланцани в его настойках и не могло ничего зародиться! Своим длительным нагреванием он убил ту производящую силу, которая заключалась в настойке! Он убил силу жизни! Его настои стали мертвы. Они ничего не дали бы и без всяких пробок и запаивания!

Ведущий. К этому времени «активное начало» превратилось в «производящую силу». Ответ Нидгема и Бюффона был напечатан. В нем пространно говорилось о нагревании, о том, что в бутылочках Спалланцани мало воздуха, и многое другое. С недостатком воздуха, с разрежением, возникавшим после остывания в закрытых сосудах, Спалланцани справился – вытягивал у бутылочек горлышко, оставляя небольшое отверстие, и запаивал его только тогда, когда содержимое остывало и давление внутри и снаружи выравнивалось. После этого сосуды вновь кипятил.
А вот «производящая сила» – это было очень туманно, но звучало внушительно. Именно эта сила и несет жизнь. Но она очень непрочна: после 30 мин кипячения исчезает... Спалланцани считал, что кипячением он убивает родителей микробов, а его противники говорили о разрушении «производящей», или «жизненной», силы. Как доказать, что такой силы не существует? Спор остался неразрешенным.

Союзником Спалланцани оказался русский ученый Мартин Матвеевич Тереховский. В десятках книг можно прочесть про спор Спалланцани с Бюффоном и Нидгемом, но редко можно встретить имя Тереховского, нашего соотечественника, экспериментально доказавшего невозможность самозарождения практически одновременно со Спалланцани.
В Страсбургском университете Тереховский написал и защитил работу «Зоолого-физиологическая диссертация о наливочном хаосе Линнея». «Наливочный хаос» – название для нас мало понятное. «Хаосом» в своей системе животных Линней назвал раздел, к которому отнес самые разнообразные существа, имеющие одно общее свойство – мельчайшие размеры. Например, инфузорий, само название которых происходит от латинского «настой, наливка».
Тереховский в отличие от Спалланцани не спорил с Бюффоном. Он работал только с инфузориям и жгутиковыми, которые через некоторое время появляются в настоях из семян, плодов и трав. Но откуда они там берутся?

Тереховский. Причина в воде. Я могу изготовить настои из гороха и миндаля, из листьев желтофиоли или цветка гвоздики. А состав анималькулей будет везде одинаковым. Но только при условии, что все настои будут приготовлены на одной и той же воде. Отсюда следует простой вывод: анималькули попадают вместе с водой. В этом нет ничего удивительного. Ведь в природе эти крошки живут в воде: болотной, прудовой, озерной, морской и даже колодезной. А при высыхании они погибают.

Ведущий. Был еще один путь попадания этих крошек в настои – воздух. Однако врач решил, что такая вероятность слишком мала. Вода вызывала наибольшие подозрения. Тереховский стал ставить опыты с водой.

Тереховский. Для начала я возьму чистую воду – сырую и кипяченую, налью в сосуды и оставлю их открытыми. Посмотрю, что получится. Итак, в сосуде с сырой водой анималькули появились, в кипяченой их нет. Прибавлю в сосуд с кипяченой водой сырую. Вот, теперь и в нем появились «милые крошки». Следовательно, в настои они попадают именно с сырой водой!
Проделаю еще и такой опыт: одну банку с анималькулями нагрею выше 35 оС, другую заморожу. Что получится? В обеих банках анималькули погибли. Теперь оставлю сосуды с остывшей и растаявшей водой надолго. Анималькули не появились! Так, проварю-ка я траву, залью ее сырой и кипяченой водой. Вот теперь анималькули появлись в банке с сырой водой. А в банке с кипяченой их нет, хотя она простояла много дней. А если я заварю чай, чем не настой? Но и в нем никто не завелся. Нет никакого самозарождения!

Ведущий. Тереховский проделал много опытов. Результат получался один и тот же. Анималькули появлялись в настоях, сделанных на сырой воде, и тогда, когда сырую воду добавляли в отвар после остывания.
Теперь мы с вами знаем, что могло случиться и по-другому – в сосуды с кипяченой водой цисты простейших могли попасть из воздуха. Но этого не произошло: сосуды стояли в комнатах, а цист простейших, в отличие от спор микробов, в чистом воздухе очень мало – 1–2 в кубическом метре воздуха. Однако во времена Тереховского о цистах простейших просто ничего не знали, и для своего времени он убедительно доказал, что анималькули не зарождаются в настоях.

Но вернемся к спору Спалланцани с Бюффоном и Нидгемом. Он получил неожиданное продолжение.
У герцога Цвейбрюккенского изучал кулинарное искусство Франсуа Аппер. Как-то в кабинете у герцога собрались друзья и беседовали о модном в то время споре о самозарождении и «жизненной силе». Аппер случайно услышал разговор и уловил главное для себя – баранья подливка может сохраняться долгое время, если ее хорошенько прокипятить. Остальное его мало интересовало: микробы – не дичь, паштет из них не приготовишь. Прошло время, Франсуа стал кулинаром, переехал в Париж. Ему нужно было изобретать новые блюда.
Повар вспомнил про баранью подливку, достал упоминавшиеся в разговоре книги. У Бюффона ничего интересного он для себя не нашел. А вот в книге Спалланцани было нечто занятное. Он перечитывал это место несколько раз.

Аппер. Подливка, прокипяченная и помещенная в запаянную бутылочку, не прокисает по многу дней. Но если это так, то можно не только подливку, но и паштет и мясо хранить месяцами!

Ведущий. С этого дня повар превратился в экспериментатора. Он оказался практичнее Спалланцани – не стал жечь пальцы, заменив стеклянные бутылочки и колбочки жестянками. Аппера не интересовало, хватит ли воздуха для развития микробов; он не проверял Бюффона и Нидгема; ничего и никому не доказывал. Он просто хотел изготовить консервы. Повар наполнил вареным и жареным мясом жестянки, запаял их, поместил в котел с водой и кипятил часа два. Он справедливо считал, что чем дольше жестянки будут кипеть, тем лучше; чем выше температура, тем надежнее результат. Изготовив несколько десятков жестянок, Аппер оставил их стоять, решив, что нужно выдержать месяц. Но уже в начале второй недели ему безумно захотелось их вскрыть. Пришлось банки сложить в сундук, запереть его на замок, а ключ отдать приятелю.

Аппер. Жюльен, не отдавай мне ключ раньше, чем через две недели. Ни за что не отдавай, как бы я не просил!

Ведущий. Через несколько дней Аппер снова прибежал к другу.

Аппер. Жюльен! Отдай ключ! Отдай, кому говорят! (Замахивается на приятеля кулаком.)

Ведущий. Но его друг, здоровый парень, сам отвесил тумака нетерпеливому повару. Ключ, как и уговорились, он вернул только в назначенный срок.
Вернувшись домой, Аппер открыл сундук. Банки были хороши, ни одна не вздулась. Дрожащими руками вскрыл одну, вынул и положил мясо на тарелку. Поглядел, понюхал и, наконец решившись, попробовал. Мясо было вкусное, свежее, как будто бы его недавно приготовили. Правда, чуть отдавало жестянкой. Но это – пустяки. Дело поправимое. К чести кулинара надо отметить, что он не спешил опубликовать свое открытие. Он продолжил эксперимент – как мы сказали бы сегодня, пробовал разные технологии: менял температурный режим, длительность хранения. И только убедившись, что его консервированная пища действительно может храниться длительное время, сообщил о своем изобретении в Общество поощрений искусств в Париже, которое занималось не только искусством, но и наукой. Члены общества заинтересовались изобретением Аппера. Конечно, на слово ему не поверили. Назначили комиссию, сразу же приступившую к работе. Надо заметить, что все это происходило в годы правления Наполеона. А Наполеон – это война! Консервы же очень ценны для армии.
Члены комиссии открыли заседание, подвергнув сообщение повара всестороннему обсуждению. Не обошлось, конечно, и без небольшого диспута о самозарождении. Но затем рьяно принялись за работу – в жестянки запаяли крепкий бульон, тушеное мясо с подливкой, зеленый горошек, бобы, вишни и абрикосы.
А через восемь месяцев члены комиссии снова собрались в полном составе. В зале накрыли стол. На хрустящей от крахмала скатерти лежали обычные столовые приборы, салфетки, стояли тарелки, хрустальные бокалы. Но не было привычных кушаний. Вместо них на столе блестели жестянки. Их одну за другой осмотрели, вскрыли – и на столе, как по мановению волшебной палочки, появился почти полный обед: суп, жаркое, зелень, фрукты. Правда, вино искрилось в обычных бутылках.
Члены комиссии замялись. В самом деле, жутко пробовать загадачную пищу. Кто знает, чем это может кончиться? Наконец нашелся смельчак, начавший обед с конца. На вилку подцепил вишенку, понюхав, осторожно прикоснулся к ней губами. Герой побледнел, рука его дрогнула, но отчаянным движением он сунул ягоду в рот, прижал языком... Неожиданно для всех лицо смельчака озарила улыбка. Вишня была отменная! Первый шаг был сделан. И другие члены комиссии попробовали вишни, безопасность их была продемонстрирована, затем перешли к абрикосам, за ними – к горошку и, наконец, к мясу и бульону.
Председатель, запив бульон добрым вином, обтер бороду, расправив усы, спросил: «Ваше мнение, господа?» В ответ послышалось: «Превосходно, замечательно!» Один из членов комиссии, не успев пообедать дома, пробормотал: «Нельзя ли еще? Маловато на всех пришлось. Не распробуешь». Это было лучшее признание консервов Аппера.
Наполеон наградил Аппера премией в 20 тысяч франков. Сумма порядочная по тем временам. Через год кулинар написал руководство «Искусство консервировать все растительные и животные продукты». На полученные деньги построил консервную фабрику. Консервы пользовались спросом. Повар разбогател.

Прошло время, и не стало итальянского аббата, ирландского аббата и сиятельного графа Бюффона. Однако из так и оставшихся неразрешенными споров непрактичных ученых Аппер сумел извлечь вполне практическую пользу. И он оказался благодарным человеком – в своем отеле в самой лучшей комнате повесил портрет Спалланцани, а книгу ученого аббата переплел в прекрасную баранью кожу.

Прошло еще 100 лет. Знаменитый химик Гей-Люссак, не разгибаясь, с утра до ночи сидел в своей лаборатории. Он занимался анализом газов в жестянках Аппера.

Гей-Люссак (в раздумье шепчет). Нидгем был прав. Кислорода в банках нет. Воздух изменен. Известно, без кислорода нет дыхания, нет жизни. Ничего удивительного, что самозарождения в консервных банках нет.

Ведущий. А действительно ли кислород необходим для самозарождения?

Гей-Люссак (медленно говорит, поэтапно описывая эксперимент). Придется воспользоваться опытом знаменитого физика Торричелли. Итак, возьму стеклянную трубку и наполню ртутью. Теперь закрою открытый конец пальцем, переверну трубку и осторожно опущу в чашку со ртутью. Вытащу потихоньку палец. Немного ртути вытекло в чашку, и в верхней части трубки образовалось безвоздушное пространство – знаменитая «Торричеллева пустота». Вот она-то и будет помещением для микробов. Теперь положу в чашку несколько виноградин. Они не тонут, качаются на поверхности тяжелой ртути как пробка в воде. Гм, теперь проволочной петелькой протолкну их в стеклянную трубку и раздавлю. Прекрасно, сок всплыл над ртутью и занял верхнюю часть трубки.

Ведущий. Проходили дни. А в трубке над ртутью мерцал прозрачный сок. Микробы не зарождались. Тогда хитроумный химик впустил маленький пузырек воздуха.

Гей-Люссак. Здорово! Он прорвался сквозь ртуть, мелькнул в виноградном соке, лопнул и исчез.

Ведущий. Сок начал мутнеть. Микробы появились. Сторонники самозарождения недоумевали: «Какие микробы могут быть в таком маленьком пузырьке воздуха? Если бы их там было столько, то кругом был бы не воздух, а кисель».
Снова разгорелись дебаты вокруг спора Спалланцани с Нидгемом и Бюффоном. Не будем упоминать всех спорщиков. Их было немало. В 1860 г. заявил о себе французский ученый Феликс Пуше. Он выступил с несколько подретушированной теорией «самозарождения».

Пуше (говорит самоуверенно). Самозарождение возможно. Однако оно не начинается ни с того ни с сего. Новые организмы строят свое тело за счет веществ, входящих в состав погибших организмов. В результате брожения или гниения органические частицы распадаются. Проблуждав некоторое время на свободе, они, в силу присущей им способности, вновь соединяются и образуют новые существа.

Ведущий (первую фразу произносит с легкой усмешкой). Молодец Пуше, почти описал круговорот веществ в природе! У него нашлись сторонники. Ловкач запутал всех своим брожением и гниением. Сторонники Пуше уверяли: «Консервы Аппера не гниют? Вот и доказательство – нет брожения или гниения, нет и самозарождения».
Нам-то известно, что гниение и брожение – это результат деятельности попавших в благоприятные условия микроорганизмов. И в гниющем веществе их можно обнаружить во множестве. Но в то время ученым трудно было разобраться: вещество гниет потому, что туда извне попали микробы, или микробы «порождаются» в веществе, которое гниет само собой – подобно химическому процессу.
Сколько сил потратил Реди, чтобы доказать, что в гнилом мясе не зарождаются мухи! И вот почти через 200 лет ученые вновь вернулись к тому же куску гнилого мяса. Вопрос остался тем же. Если Реди в XVII столетии просто глядел на кусок мяса, то ученые ХIX в. смотрели в микроскоп. Вот и вся разница.
Пуше описал шаг за шагом зарождение парамеции. Трудности в этом нет. Каждый из вас может наблюдать подобное явление в сенном настое. Только объяснение этого процесса у Пуше весьма отличается от объяснения современного школьника.

Пуше. Микроскопические существа самопроизвольно зарождаются в гниющих настоях!

Ведущий. Противники возражали, справедливо предлагая стерилизовать настои... Парижская Академия наук решила положить конец этим спорам и назначила премию за окончательное экспериментальное решение вопроса, обговорив, что «никакие неясности в постановке опытов не должны затемнять их результатов».
Пастер, знаменитый «охотник за микробами», узнав о конкурсе, принялся за работу.

Луи ПастерПастер. Глупцы! Они думают, что если в воздухе не видно микробов, то их там нет. Как бы не так! Докажу я им! Это и не трудно. Я возьму стеклянную трубку, положу в нее кусочек ваты. К одному концу трубки приделаю насосик, другой выставлю в окно и начну насасывать наружный воздух. Прошло четыре часа, в трубке ватка потемнела. Промою ее в часовом стеклышке и отожму над другим. Проделаю эту операцию несколько раз. Ватка стала чистой, всю пыль с нее удалось смыть. Ну, посмотрим, посмотрим, что есть в смыве с ватки. Капельку воды помещу на предметное стеклышко и посмотрю ее содержимое под микроскопом. (Радостно восклицает.) Здесь споры грибков, споры плесеней, микробы и их споры!

Луи Пастер

Ведущий. Теперь нужно было научиться ловить микробов. Вспомним, Пастер – прекрасный микробиолог. В колбочки ученый наливал питательные растворы, кипятил их. Потом нагревал горлышко колбы, оттягивал его в длинную трубку и запаивал кончик. С такой колбой можно было начинать охоту. Выйдя во двор, Пастер обламывал запаянный кончик. Воздух врывался в колбу и заносил туда микробы и их споры. После этого Пастер снова запаивал горлышко.

Пастер. Так и есть, попавшие в колбу микробы размножились. Это видно по образовавшемуся на поверхности бульона мутному облачку. О, это тучи микробов!

Эксперимент Пастера с колбами с изогнутыми горлышками. Цифрами обозначена последовательность постановки опыта

Эксперимент Пастера с колбами с изогнутыми горлышками. Цифрами обозначена последовательность постановки опыта

Ведущий. Пастер не ограничился этим. Теперь ему нужно было выяснить, в каком воздухе микробов больше. С колбами в руках он бродил по парижским помойкам. Потом спотыкался о корни и пни деревьев в лесу, вяз в болотах, бродил по берегу моря, карабкался на высокие горы, поднимался даже на ледники Монблана. Всюду он открывал и запаивал колбы. А затем в лаборатории занимался бухгалтерией: под микроскопом вел тщательный учет микробов.

Пастер. Ну так и есть, микробы везде. Правда, их в одних местах много, в других мало. В воздухе ледников их меньше всего. Да и не всегда мне удавалось здесь заловить одного-единственного микробика.

Ведущий. Пастер вспомнил и опыт Гей-Люссака с ртутью и повторил его. В пробирке появились микробы. Пропустил в пробирку прокаленный воздух. Чертовщина какая-то. Они опять были в трубке, как бы дразня его: «А мы здесь, а мы здесь!» Пастер нахмурился.

Пастер. Тут что-то не так! (На минуту задумывается и радостно говорит.) Да они просто прилипают к ртути, как к липучке для мух, и с нее попадают в трубку.

Ведущий. Пастер бросил капельку ртути в колбу с прогретым воздухом и прокипяченным бульоном. Появились микробы.

Пастер. Ну что же, прокалю капельку ртути и брошу в колбу с настоем. Посмотрим, что получится. (Пауза.) Ни одного микроба! Что и требовалось доказать. Тайна опытов Гей-Люссака наконец раскрыта!

Ведущий. Так была решена первая часть задачи – микробы и их споры носились в воздухе везде и могли попасть куда угодно. Но вторая часть была гораздо сложнее – доказать, что именно микробы, попадая из воздуха в колбу, вводят исследователей в заблуждение. Известное правило «Прогрей воздух, убей в нем микробов» никуда не годится. Еще Нидгем утверждал, что прогретый воздух не пригоден для жизни, поэтому в нем не происходит самозарождение. Воздух нельзя прогревать, значит, в нем могут остаться микробы, и... начинается сказка про белого бычка.
Как решить эту задачу? Какой заслон поставить на пути микробов в колбу? Пастеру повезло. Он встретил человека, давшего хороший совет. Вот так и появилась знаменитая «пастеровская колба». Горлышко в такой колбе вытянуто в длинную трубочку и изогнуто, как шея у лебедя. Пастер поставил новую серию опытов: в колбы наливал различные питательные среды (раствор дрожжей с добавлением сахара, сок сахарной свеклы, настой перца, мочу), приготовленные в обычных условиях. Над огнем вытягивал горлышко колбы в длинную трубку, пинцетом тянул за кончик вытянутого горлышка вниз, а затем – вверх. В результате получался изгиб. Жидкость кипела в колбе несколько минут. Пар во время кипения свободно выходил через длинный узкий конец колбы. После того как колба остывала, питательные растворы оставались прозрачными. На первый взгляд может показаться, что микробы могли бы попасть в остывающую колбу обычным путем – через горлышко, вместе с воздухом. На самом же деле вся пыль и микробы из воздуха оседают во влажных местах изгиба трубки и до питательного раствора не добираются. Если через несколько месяцев хранения настоя в такой открытой колбе изогнутое горлышко отломить, то в настое очень быстро появятся различные микроорганизмы.

Пастер. Видите? Нет самозарождения! В колбе есть и питательный раствор, и воздух! Где же ваша производящая сила? Где самозарождение? Покажите мне его.

Пуше. Покажем! И докажем.

Ведущий. Пуше и его единомышленники – два профессора из Тулузы – насовали в карманы запаянные пастеровские колбы с прокипяченным сенным настоем и полезли в горы. Результаты экспедиции показали, что в колбах всегда появлялись микробы. Даже в пробах воздуха, взятых на горе Младетта, которая значительно выше Монблана.

Пуше (с торжеством в голосе). Господин Пастер! Что же, есть самозарождение или нет?

Ведущий Пастер не сомневался в чистоте своих опытов и сомневался в точности опытов Пуше и его сторонников. Ему, испытавшему много разных сред, не хотелось повторять всю работу и проверять еще и сенной настой. Зачем тратить драгоценное время на чепуху?

Пастер. Пусть комиссия разбирается! И найдет ошибку Пуше.

Ведущий. Академия наук решила по-своему. Комиссия? Комиссия была назначена. Но разбираться в опытах Пуше? Нет! Решение таково: в присутствии членов комиссии Пастер и Пуше должны поставить свои опыты. Пуше отказался. Возможно, он сомневался в своих исследованиях. Ходили слухи и о том, что комиссия придиралась к французскому ученому, заранее отдав предпочтение Пастеру. Что было на самом деле – нам не узнать. Но Пуше отказался, и комиссия вынесла вердикт: опыты Пастера убедительны.
Однако спустя 10 лет в Англии врач Бастиан провел новую серию опытов с сенным настоем. И действительно, в колбах каждый раз появлялись микробы, хотя экспериментатор в точности воспроизводил опыт Пастера. Так что же, Пастер ошибся, прав Пуше?

Пастер (с недоумением). Я думал, что Пуше что-то напутал. Но и у Бастиана подобный результат... (Небольшая пауза, голос крепнет.) Все равно тут что-то не так! Нужно найти причину.

Ведущий. Пастер разгадал и эту загадку. И Пуше, и Бастиан были неправы: самозарождения в сенном настое не было. Микробы попадали в настой в этом случае не из воздуха. Они присутствовали в сене, из которого приготовляли настой. Есть такой микроб – «сенная палочка». Споры этого микроба не погибают при кипячении, выдерживая температуру в 100 оС. Поэтому просто прокипяченный сенной настой кишит спорами сенной палочки. До тех пор пока колба запаяна, в ней нет кислорода, микробы не развиваются. Но стоит обломить горлышко колбы, в нее проходит воздух, и микробы начинают размножаться. Это-то и наблюдали Пуше и Бастиан.
Пастер нашел сенную палочку и догадался, как ее убить: нужно кипятить настой не менее 20 мин при температуре 120 оС и при высоком давлении в закрытых сосудах. Чтобы добиться таких условий, Пастер придумал то, что теперь называется «автоклав». В автоклавах теперь проводят стерилизацию медицинских инструментов. А тогда возражения Пуше и Бастиана были опровергнуты.

Пастер. Премия моя!

Ведущий. И он получил ее. Спор, длившийся сотни лет, окончился победой теории биогенеза. Это было в 1862 г.
Однако победа теории биогенеза привела к другой проблеме. Для возникновения одного живого существа нужен другой живой организм. Откуда взялся первый живой организм? Иными словами, как и когда впервые возникла жизнь на Земле?
В теориях образования Земли и Солнечной системы, возникновения жизни на Земле, о которых вам, ребята, расскажут позже, есть много «белых пятен». Хочется надеяться, что кто-нибудь из вас справится хотя бы с одной из этих проблем, и его имя войдет в историю науки.

 

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru