Дерзкий прорыв к победе

Возвращение домой

Днем 26 августа 1945 г. по улице Обуха (Воронцово Поле) стремительно двигался небольшого роста молодой гвардии майор. Его левую глазницу закрывала марлевая повязка. Свернув в калитку особняка под номером 6 – здания института, он вошел во двор и потянул на себя тяжелую резную дверь. Дежурная у входа, не сдержав радости, громко выкрикнула: «Юзик вернулся!» Этим домашним именем называли здесь доктора биологических наук Иосифа Абрамовича Рапопорта, десять лет назад аспирантом переступившего порог этого здания. После четырех лет страшной войны он вернулся к любимой генетике.

И.А. Рапопорт, 1945 г.

Иосиф Рапопорт родился 14 марта 1912 г. в Чернигове в семье врача. Уже в детстве Юзик удивлял способностями к языкам и прекрасной памятью. Как многие молодые люди в те годы, он увлекался парашютизмом и авиацией, но биология пересилила. Он выбрал первую в стране кафедру генетики, основанную в Петроградском университете профессором Ю.А. Филипченко. Студентом-второкурсником, услышав выступление директора московского Института экспериментальной биологии Николая Константиновича Кольцова, он решил по окончании учебы работать у него в любой должности.

Кольцов был великим ученым, основателем нашей школы экспериментальной биологии. Он первым в мире осознал и высказал главную биологическую идею века: о непрерывности нити жизни, обеспечиваемой самокопированием гигантских наследственных молекул, отдельные части которых представлены генами. Его гипотеза 1927 г. о матричном воспроизведении жизни легла потом краеугольным камнем в основание молекулярной биологии. Не зря нобелевский лауреат Дж.Уотсон признает себя «научным внуком» хорошо известного на западе Н.В. Тимофеева-Ресовского, который тоже был «птенцом гнезда Кольцова». Еще одно важное направление работ Николая Константиновича было связано с проверкой другой его гипотезы – о радиации и активных химических соединениях как факторах, вызывающих скачкообразные наследственные изменения организмов путем мутаций.

Бывшее здание Института экспериментальной биологии Н.К. Кольцова

С 1925 г. маленький, но блистательный Кольцовский институт обитал в уютном купеческом особняке. Его сотрудники трудились творчески и самозабвенно, разделяя убежденность своего руководителя – ничто не может быть выше занятий наукой. В начале века русская, а потом и некоторое время советская биология была едва ли не лучшей в мире. Чувство единой семьи сплачивало профессоров и вахтеров. Тон задавали личность основателя, его творческая мощь и нравственный пример. Молодые сотрудники работали много и весело. При строгой дисциплине тут царил непоказной демократизм. Дух научной свободы и высокой требовательности, задаваемый Кольцовым, создавал сплав ярких творческих личностей. Институт стал для Рапопорта домом, где он сложился как ученый и который вместе с другими строил и защищал.

Начало трагедии

Темой его кандидатской диссертации стали «Многократные линейные повторения гена и участка хромосомы». Любимым, удобным объектом генетиков была классическая мушка дрозофила. Загадочные множественные повторы генов изучают на ней и теперь, спустя 65 лет. Рабочий день Рапопорта продолжался с 6 утра до 11 вечера. Объем работы был таков, что он один использовал половину пробирок с кормом для мух всей лаборатории. За сверхурочную работу он платил препаратору из своего скудного жалованья.

Кольцов постоянно и настойчиво подводил своих сотрудников к выявлению действия факторов внешней среды на появление наследственных изменений – мутаций. Начав эти исследования в 1918 г. (!) с изучения влияния рентгеновских лучей, Кольцов опередил в поиске и российского микробиолога Г.А. Надсона, и будущего Нобелевского лауреата Г.Дж. Меллера, но из-за материальных трудностей времен Гражданской войны четко доказать природу изменений ему не удалось. Стандартными объектами – мушками дрозофилами – тогда располагали только за океаном, в школе Т.Г. Моргана. Тем не менее открытия химического мутагенеза мы не уступили никому. В работе 1932 г. сотрудник Кольцова В.В. Сахаров, используя 10%-ный раствор йода, получил у дрозофилы ряд новых, сцепленных с полом мутаций, а М.Е. Лобашов и Ф.А. Смирнов в Ленинграде в 1932 г. на 1109 линиях дрозофилы выявили во втором поколении одну летальную мутацию, возникающую под действием уксусной кислоты. Но настоящий прорыв в этой области – заслуга И.А. Рапопорта. Внимание директора к работе любимого ученика было постоянным.

С середины 30-х гг. росло напряжение и внутри страны, и на ее рубежах. Н.К. Кольцов делал все, что мог, для защиты института и своих сотрудников. В предвоенные годы нарастает волна сталинских арестов. Началось наступление на научную биологию «народного академика» Т.Д. Лысенко. Опьяненные победой в огромной стране, иные большевики поверили и в свою власть над законами природы. Лысенковщина стала «наукой» карьеристов и невежд, переводящих несогласных с ними «в политическую плоскость». Одной из главных крепостей, которую лысенковцам предстояло взять, был Кольцовский институт. Они уже захватили ВАСХНИЛ, сместив неугодного «вождю народов» Н.И. Вавилова – основателя и первого президента этой молодой советской академии, чье имя на обложке международного журнала «Heredity» («Наследственность») стояло рядом с Менделем и Дарвином, и осваивались в Академии наук СССР. Но в Наркомздраве, где числился Кольцовский институт, у них поддержки не было. Тогда в 1938 г. институт переводят в состав АН СССР и приступают к его ломке. В «Правде» появляется направленная против Н.К. Кольцова клеветническая статья академиков: химика А.Н. Баха, ботаника Б.А. Келлера, перебежавшего к лысенковцам, и других – «Лжеученым не место в Академии наук». На общем собрании в присутствии комиссии кольцовцы держались стойко, защищая директора и свой дом – институт. Среди выступавших был и секретарь комсомольской организации Юзик Рапопорт. Кольцов не согласился ни с одним из обвинений и «ошибок» не признал. Но, вызвав огонь на себя и потеряв директорский пост, сумел спасти свое детище.

Так еще до войны началось планомерное уничтожение советской генетики. Были арестованы и вскоре уничтожены видные генетики: Николай Иванович Вавилов, заведующий кафедрой генетики Ленинградского университета Георгий Дмитриевич Карпеченко и Григорий Андреевич Левитский, директор Медико-генетического института Соломон Григорьевич Левит и другие. В декабре в ленинградской командировке не стало и Кольцова – инфаркт.

Но работа отдела генетики в Кольцовском институте продолжалась. Темой докторской работы И.А. Рапопорта стало получение ненаследуемых изменений – фенокопий, внешне неотличимых от мутаций. Тогда же им были выявлены соединения, вызывающие взрыв мутаций, – химические мутагены. Защита диссертации была назначена на июнь 1941 г. Ей помешала война. Страна нуждалась в другой защите. Юзик ушел в армию добровольцем.

Герой-комбат

С командирских курсов «Выстрел» он вышел старшим лейтенантом. Командиром 3-го батальона 476-го стрелкового полка в ноябре 1941 г. на Крымском фронте получил тяжелое ранение. В декабре 1942 г. был направлен на ускоренные курсы Военной академии им. М.В. Фрунзе и окончил их в звании капитана. Узнав о пребывании Рапопорта в Москве, завкафедрой генетики Московского университета А.С. Серебровский, тоже ученик Кольцова, пригласил офицера защитить свою диссертацию. На стенах аудитории еще висели таблицы со времени так и не состоявшегося в 1941 г. заседания. После защиты Иосиф Абрамович получил два предложения, позволявшие ему быть отозванным из действующей армии. Первое – от академика секретаря президиума АН СССР Л.А. Орбели, второе – из оконченной им только что Военной академии – остаться преподавать. Рапопорт выбрал фронт.

В знаменитой операции форсирования Днепра, будучи начальником штаба 184-го стрелкового полка, он самовольно изменил место переправы. Это позволило с малыми потерями форсировать реку в удобном месте и, зайдя в тыл противнику, заставить его отступить, бросив укрепленные позиции на высоком западном берегу. В итоге 62-я дивизия смогла навести переправы и закрепиться на западном берегу Днепра. За этот подвиг Рапопорт был награжден орденом Красного Знамени и в первый раз представлен к званию Героя Советского Союза, но так его и не получил. В дальнейшем ходе операции он вывел из окружения части, которым грозило уничтожение. «Батя-комбат», как называли его подчиненные, был не только отчаянно храбрым офицером. Он берег бойцов и заботился о них. На фронте он вступил в партию, что давало ему «льготу» как офицеру, еврею и коммунисту, попав в руки фашистов, первым пойти под расстрел.

В своей книге «Трудная наука побеждать» генерал Н.И. Бирюков писал: «Совсем недавно Рапопорт работал в оперативном отделе штаба корпуса – и отлично работал! До войны сотрудник Академии наук, этот юноша владел несколькими иностранными языками, и, когда мы начали заграничный поход, он стал просто незаменим. Но офицер так настойчиво просился в бой, что отказать я не мог. Рапопорт принял батальон. Отважный, находчивый, он везде был на месте».

За прорыв линии «Королева Маргарита» на пути к Будапешту капитан был награжден полководческим (генеральским!) орденом Суворова и во второй раз представлен к званию Героя, которого его вновь лишили. 25 декабря 1944 г. Рапопорт должен был принять полк, но получил тяжелое ранение. Потеряв глаз и чудом выжив, он сбежал из госпиталя в свой батальон. Но, подчиняясь приказу, вынужден был принять оперативный отдел штаба дивизии.

Спецвыпуск газеты «Красное знамя», 1944 г.

7 мая 1945 г. И.Рапопорту приказали возглавить подвижной передовой отряд и прорваться сквозь порядки отступающей 300-тысячной группировки германских войск для встречи с американцами. Но немецкие генералы не собирались сдаваться. После 4 часов движения на броне самоходных орудий отряду преградили путь три танка «Тигр», занявшие боевой порядок. Иосиф Абрамович вспоминал: «Я соскочил на землю, подбежал к главному немецкому танку, постучал рукояткой пистолета по броне, по-немецки приказал открывшему башенный люк немецкому танкисту разрядить орудия в воздух и очистить дорогу для нашего отряда. После некоторого колебания немецкие танки подчинились моему приказу, отойдя назад, и после нашего прохождения вновь встали на место в том же порядке, а наш передовой отряд устремился к Мельку». Встреча с частями 3-й американской армии состоялась. Маршал Ф.И. Толбухин доложил Ставке о выполненном задании, отметив действия усиленного подвижного отряда под командованием майора И.А. Рапопорта. Командование в очередной раз представило гвардии майора к званию Героя, но он его опять не дождался. 8 мая вместе с двумя своими командирами, генералами Бирюковым и Дрычкиным, он получил из рук американцев орден «Почетного легиона».

За войну И.А. Рапопорт был награжден двумя орденами Красного Знамени, тремя орденами Отечественной войны, орденом Суворова, орденом Красной Звезды Венгрии и многими медалями.

Короткая мирная передышка

Сняв погоны, Рапопорт с головой окунулся в работу. До разгромной сессии 1948 г. оставалось три года, но он успел многое. Уже в 1946 г. в журнале «Доклады Академии наук» появилась его первая послевоенная статья «Карбонильные соединения и химический механизм мутаций», ставшая приоритетной.

Позже Нобелевская комиссия вынесет определение, что научное открытие изменения генов под действием химических веществ принадлежит ему и немецкой эмигрантке Шарлотте Ауэрбах, начавшей эту тему в военные годы в Шотландии и не знавшей о работах Рапопорта. Идущего первым Рапопорта задержала война...

В трудные послевоенные годы в воздухе повеяло духом свободы. Народ-победитель ощутил свою силу. Рядовой селекционер, член партии Е.Н. Радаева писала А.А. Жданову в сентябре 1947 г.: «Широковещательные предложения акад. Лысенко при практическом их осуществлении являются бесплодными... ВАСХНИЛ превратился в пристанище шарлатанов от науки и всякого рода «жучков». Официальным философом ВАСХНИЛ стал небезызвестный И.Презент, путаник и болтун, не раз битый за левацкие фразы и дела».

Кресло под Лысенко зашаталось. Он начал терять поддержку даже в отделе науки ЦК: выпускник Московского университета Ю.А. Жданов, сын близкого вождю А.А. Жданова, склонялся в сторону научной генетики.

Зал затих...

«Народный академик» бросился за помощью к самому «хозяину». И в августе 1948 г., в разгар каникул, экспедиций и отпусков, внезапно начался очередной политический процесс – лысенковцы «судили» генетиков и генетику на своей сессии ВАСХНИЛ. Подготовка прошла в лучших традициях большевизма – втайне от генетиков. Все роли были заранее расписаны, тексты согласованы. Доклад Лысенко редактировал сам «корифей науки». Доброжелатели не советовали Рапопорту выступать, а если решится, то только при орденах. Чудом попав в зал заседаний, Иосиф Абрамович оказался самым смелым и последовательным защитником науки от клеветы шарлатанов. Опираясь на достижения кольцовской школы, он дал в своем выступлении обзор достижений научной генетики того времени: «Ген является материальной единицей с огромным молекулярным весом порядка сотен тысяч и даже миллионов единиц (не забудем, что тогда это была лишь смелая гипотеза его учителя. – Прим. авт.). Гены имеются в ядре клетки в совершенно определенных точках, которые называются хромосомами. Эти единицы стали известны нам в результате настойчивых и трудоемких экспериментов. Мы убедились, что можно искусственно перемещать единицы из одной хромосомной системы в другую. Мы убедились, что эти наследственные единицы – гены – не являются неизменными, а, наоборот, способны давать мутации... Советскими генетиками найдены химические агенты, которые позволяют произвольно получать наследственные изменения во много раз чаще, чем это было ранее». Рапопорт напомнил и о методах гетерозиса, искусственной полиплоидии, он призывал использовать все новое в мировой генетике для нужд социалистического сельского хозяйства и микробиологии.

Не отвечая по существу, искажая услышанное, лысенковцы прибегли к своему излюбленному оружию – политической демагогии. Узнав, что Лысенко поддержан Сталиным, «покаялась» и часть оппонентов. Рапопорт, достойный ученик Кольцова, не отрекся от истины, а, как отмечено в стенограмме, «отпускал оскорбительные реплики, допускал выкрики», до последнего защищая науку: «Генетика стоит на пороге великих открытий. Она является лучшей теорией, чем ваша. Обскуранты!» Выступления лысенковцев встречались аплодисментами, возражавших – гиканьем, выкриками. На один из них: «Откуда взялся этот хулиган Рапопорт?!» – услышали: «Из седьмой гвардейской воздушно-десантной дивизии!»

Началась очередная «охота на ведьм». Повсюду – в вузах, академиях и на опытных станциях – выявляли и истребляли генетику. Линии мух, полученные Иосифом Абрамовичем, были уничтожены. Труды института с изложением его докторской диссертации сожжены. Лабораторию закрыли, ее сотрудники оказались на улице. Зная, что Рапопорта не запугаешь, его уговаривали покаяться, давили на партийный долг. Он потерял партбилет, а взамен получил «волчий» – на работу его не брали. Но «смелого пуля боится» – Иосиф Абрамович спас честь оклеветанной советской генетики и выжил сам. После сессии 1948 г. он заметно поседел. Он был инвалидом войны, страдал от астмы. Но на его поступках это не отражалось. За ним стояли высокая Правда, верность Науке и Родине.

Долгое возвращение

Сначала доктор наук Рапопорт пытался устроиться в метро, потом на временную работу в геологические партии, под чужой фамилией делал переводы для Института научной информации...

Вскоре после смерти генералиссимуса, в 1954 г., он пишет небывало резкое письмо новому руководителю партии, Н.С. Хрущеву, продолжавшему лелеять Т.Лысенко. От «гражданина Хрущева» ученый требовал (!) «членораздельного изложения намерений политического и административного начальства, к которому Вы принадлежите и которое ответственно за полный разгром нескольких биологических наук в 1948 г.». Рапопорт настаивал на приеме у первого секретаря ЦК «по вопросу, сейчас, по-видимому, решающему – о судьбе генетики». Заметьте, не о судьбе лишенного работы доктора наук, вынужденного перебиваться случайными заработками, а о будущем самой этой науки в СССР! Но Лысенко устоял.

В 1956 г. Нобелевская премия впервые была присуждена советскому ученому академику Николаю Николаевичу Семенову. При вручении премии в Стокгольме разделивший с ним награду С.Хиншелвуд (нет пророка в своем отечестве!) рассказал Семенову о классических работах Рапопорта, известных за границей. В 1957 г. началось возвращение Иосифа Абрамовича к любимой работе в стенах возглавляемого Н.Н. Семеновым Института химфизики АН СССР. Этот путь осложнялся на каждой ступени «компетентными органами». Рапопорт писал: «Мне посчастливилось найти во втором приютившем меня научном учреждении немалое родство по духу с исчезнувшим безвозвратно Кольцовским институтом...» И вот в 1960 г. первая ласточка – увидела свет новая работа Рапопорта – «Реакция генных белков с 1,2-дихлорэтаном»!

В 1962 г. Нобелевская комиссия выдвинула И.Рапопорта и Ш.Ауэрбах на получение премии. Помня недавний скандал с лауреатством Б.Пастернака, шведы осторожно запросили мнение советских властей... В ЦК поставили условием поддержки заявление ученого о повторном вступлении в партию. Но в то время члены КПСС были обязаны поддерживать так называемую мичуринскую биологию (к которой, кстати, сам знаменитый садовод не имел никакого отношения). Конечно, Рапопорт отказался. Отказался от всемирного официального признания, от почти автоматического избрания академиком, от денег, наконец. Для него существовали иные ценности. Тогда ЦК сочло представление И.А. Рапопорта к Нобелевской премии «преждевременным». В итоге ни он, ни Ауэрбах нобелевскими лауреатами не стали (таковы правила – оба или никто). Блистательное достижение генетики ХХ в. так и не отметили высшей научной наградой, хотя премия за «параллельный» – радиационный – мутагенез была вручена Г.Дж. Меллеру еще в 1946 г. По мнению старейшего генетика профессора Н.Н. Медведева, считавшего необходимым избрать И.А. Рапопорта академиком, химический мутагенез был едва ли не единственным разделом мировой генетики, где советский ученый, после истребления этой науки в 1948 г., сумел сохранить для своей Родины ведущее положение.

Верная и очень практичная теория

Открыв в 1946–1948 гг. многие сильные и сверхсильные химические мутагены, Рапопорт получил и первые обнадеживающие данные по их применению в микробиологии и на культурных растениях. Возглавив отдел химической генетики в Институте химфизики, Иосиф Абрамович стал руководителем нового научно-практического направления. Ему удалось сделать работу селекционеров генетически осмысленной, а работу генетиков решительным образом связать с практикой. В отличие от мощного, но действующего неспецифически радиационного мутагенеза, химические мутагены, повышая частоту мутаций в тысячи и десятки тысяч раз, зачастую служат «волшебной пулей», позволяющей получить хозяйственно ценные мутации.

Колосья озимой пшеницы имени И.А. Рапопорта, 1990 г.

К концу 1991 г. на основе химического мутагенеза в содружестве с селекционерами и агрономами было создано 393 новых сорта культурных растений, в большинстве зерновых. Они отличаются высокой продуктивностью, устойчивостью к фитопатогенам, к неблагоприятным почвенным и погодным условиям.

Молодой чиновник в Госкомнауке не мог взять в толк, почему этот Рапопорт, ставший по сути селекционером, никогда не ставит свое имя в число авторов создаваемых сортов. А президент АН СССР академик А.П. Александров заметил, что пока иные делят авторство, забыв о самом деле, методы Рапопорта работают, принося пользу. Они успешно работали и на микробиологическую промышленность, особенно для получения мощных производственных штаммов, создания штаммов – продуцентов новых антибиотиков. Рапопорт удивительно мог предвидеть области применения своих открытий, например для разработки противоопухолевых препаратов. Иосиф Абрамович заложил основы еще одной области исследований – мутагенов окружающей среды.

31 декабря 1990 г. член-корреспондент АН СССР, лауреат Ленинской премии, Герой социалистического труда Иосиф Абрамович Рапопорт был сбит автомашиной и скончался. Его жизнь и труды пришлись на суровое, подчас страшное время, но судьба долго хранила его. А целью ученого всегда были не премии, воинские награды и звания, но дело, которому он служил всю жизнь, без страха и упрека, до своего трагического конца. В последнее время благодаря трудам его вдовы, биолога Ольги Георгиевны Строевой, вышло несколько книг об этом человеке, не любившем распространяться о себе. И все же научное наследие Рапопорта только начинают оценивать и осваивать, особенно его теоретические представления. Год за годом фигура легендарного генетика обретает свой истинный масштаб. «Большое видится на расстоянии».

Памятная доска на корпусе 6, а Института химической физики РАН

Фото автора