З.А. ЗОРИНА,
Московский государственный университет
им. М.В. Ломоносова

Игры животных

Игровая активность у животных проявляется в такое время, когда нет необходимости в других формах поведения, существенных для выживания, таких как питание или спасение от хищников. Но, хотя игру обычно противопоставляют утилитарно-практической деятельности, видимо, и она необходима для выживания вида. Кроме того, игра, похоже, «доставляет удовольствие» ее участникам… Детеныши млекопитающих проводят, играя, много времени – их игра представляет собой сложный комплекс поведенческих актов, которые вместе и составляют основное содержание поведения молодого животного до наступления половой зрелости. Взрослые периодически тоже могут играть, но с возрастом эта потребность ослабевает.

Как и у человека, игра у животных включает широкий круг видов деятельности: от двигательной активности, в которой смешаны стереотипы пищевого, полового или оборонительного поведения, до сложных, иногда неповторимых сценариев, изобретенных и спланированных применительно к обстоятельствам. Вопросы о том, какова природа игры, какие психические процессы лежат в ее основе, насколько и в чем игры животных похожи на игры ребенка, изучают психологи разных направлений (зоопсихология, сравнительная психология). Помимо психологов исследованием этой проблемы занимались специалисты-этологи, уделявшие внимание отличию игры от других форм поведения, в особенности от исследовательского. Благодаря их работам собран также обширный материал по сравнительной характеристике игр животных в естественной среде обитания. Однако и в современных руководствах по поведению животных четких определений игры не дается. Ряд авторов называют ее «одной из загадочных сторон поведения» (Д.Дьюсбери). По мнению Хайнда, само по себе открытие основ игрового поведения вознаградит исследователей за все их труды и прольет свет на природу регуляции многих других видов деятельности.

Распространеномнение, что игра позволяет детенышам практиковаться и совершенствоваться в выполнении двигательных актов и в общественных взаимодействиях, которые будут необходимы им во взрослой жизни. Кроме того, игра, по-видимому, обогащает животное информацией об окружающей среде.

Многие формы игры сходны с исследовательским поведением, другие – с социальным, охотничьим, половым и репродуктивным. При всем многообразии проявлений игры у животных большинство исследователей выделяют следующие ее формы.

Подвижные игры есть практически у всех видов. Как правило, они включают погони, преследование, подкрадывание, бег, прыжки и все элементы охоты за добычей. Важным компонентом подвижных игр являются игровые схватки, игра-борьба. С уверенностью идентифицировать такое поведение как игру, отличить настоящие стычки от игровых, зачастую невозможно. По-видимому, и сами животные сталкиваются с теми же проблемами, потому что игровая схватка может легко перейти в реальную стычку, если один из партнеров действительно причинил другому боль.

Игры с предметами (манипуляционные игры) некоторые авторы считают наиболее «чистым» проявлением игры животных. В работах К.Э. Фабри описаны видовые особенности манипуляционных игр хищных (лисы, медведи, еноты, кошки) и некоторых других млекопитающих и показано, как меняется у них с возрастом характер обращения с предметами. В ходе игры с предметами формируются, упражняются и совершенствуются важные компоненты охотничьего, гнездостроительного, пищевого и других форм поведения взрослых животных. Но игры молодых – это особые действия, не аналогичные действиям взрослых, они представляют собой только стадии их формирования таких действий из более примитивных.

Манипуляционные игры характерны не только для млекопитающих, но и для некоторых видов птиц. Показано, что и в природе, и в условиях неволи молодые врановые птицы активно манипулируют разнообразными непищевыми объектами.

Особый вариант таких игр – манипуляции с добычей, они составляют важнейший компонент становления охотничьего поведения молодых хищных млекопитающих. Детеныши разных видов кошачьих играют и с живой, и с мертвой, и с искусственной жертвой. От истинных охотничьих приемов эти игры отличаются произвольной последовательностью отдельных элементов, их незавершенностью, или повышенной интенсивностью. Интересно, что, в отличие от многих других животных, кошачьи продолжают активно играть и став взрослыми.

Имеются наблюдения и о роли игры в формировании охотничьего поведения других хищных – волков, медведей.

Животные могут играть в одиночку, но, пожалуй, более распространены коллективные, или социальные, игры с разным составом участников (сверстники, родители). В процессе таких игр отрабатываются будущие социальные взаимодействия. Совместные игры, которые требуют согласованных действий партнеров, встречаются у животных, которые живут в сложноорганизованных сообществах. В ходе социальных игр используются элементы агонистического поведения и закладываются основы иерархических отношений между участниками. Игры многих животных, в частности шимпанзе, по мере взросления приобретают все более грубый характер и нередко заканчиваются агрессивно. Благодаря этому животное получает сведения о сильных и слабых сторонах своих партнеров по игре и об относительном иерархическом положении своей матери и матерей товарищей по играм. Наряду с этим детеныш учится драться, угрожать, устанавливать союзнические отношения. Это позволяет ему впоследствии успешнее отстаивать свои права и повышать социальный ранг.

Социальные игры очень характерны и для хищных млекопитающих. В качестве примера можно привести данные многолетних наблюдений за поведением и социальной организацией песцов. У них игровая борьба не имеет ничего общего с настоящей агрессией, хотя отдельные движения могут быть похожими. Схватки зверьков во время игры состоят из более стереотипных и монотонных действий, чем при настоящих драках. Игровая борьба эмоционально положительна и оказывает на выводки объединяющее влияние. Различия социального положения и роли в сообществе во время игры стираются, временно ослабевает психо-социальный стресс, который неизбежен при взаимодействиях по необходимости – для выращивания потомства, добывания пищи и т.п.

Соотношение игровой борьбы, подвижных и охотничьих игр у разных видов различно. Отдельные элементы таких игр представляют собой ритуализованные формы генетически детерминированного поведения, но по мере взросления эти элементы становятся все более и более интегрированными в единое целое.

Один из вариантов социальных игр – игры матери с детенышем. Они характерны для хищных млекопитающих, но особенно развиты и выражены у человекообразных обезьян, у которых мать играет с детенышем с первых же месяцев жизни и до окончания подросткового периода.

Часто разные формы игры перекрываются. Игры сверстников с предметами могут быть индивидуальными, но могут совершаться и несколькими особями одновременно. Подвижные игры сверстников включают как погони и преследования с элементами борьбы, так и совершенно мирные «салки» у обезьян.

У некоторых видов играют и взрослые особи. У шимпанзе в них могут участвовать, например, два высокоранговых самца или самец и самка. В этом случае игру, как правило, инициирует самец с помощью особых приемов (так называемая «борьба пальцев» или щекотания под подбородком). Взрослые самки редко играют друг с другом, а некоторые вообще не играют. Наличие игр у взрослых животных, по мнению К.Э. Фабри, не противоречит гипотезе о природе игры как развивающейся деятельности, т.к. это не единственный случай сохранения ювенильных форм поведения во взрослом возрасте.

Наряду с функцией становления и совершенствования поведения (в какой бы форме и степени оно ни происходило) и физической тренировки игра выполняет познавательные функции, способствует исследованию среды, приобретению знаний об «элементарных законах, связывающих предметы и явления внешнего мира» (Л.В. Крушинский). Участие в играх приводит к накоплению обширного индивидуального опыта, который позже найдет применение в разнообразных жизненных ситуациях.

Высшая форма игры – длительные манипуляции с биологически нейтральными объектами, познавательная функция при этом приобретает ведущую роль. Считается, что такого рода игры присущи только приматам, однако наши данные свидетельствуют, что, например, врановые птицы в первые месяцы жизни также чрезвычайно активно и подолгу манипулируют биологически нейтральными объектами.

Еще один, наиболее сложный вид игр – «образное фантазирование» – игры с воображаемыми предметами или в воображаемых обстоятельствах. По представлениям ряда психологов, у животных с высокоорганизованной психикой многие игры с предметами содержат «сочетание частично незнакомого и жизненной фантазии» (Buytendijk, 1933). Такие представления долгое время рассматривались как дань антропоморфизму. Однако более поздние наблюдения за играми шимпанзе позволяют утверждать, что такие элементы в их игре действительно присутствуют.

Важную часть игрового поведения животных составляет специальная сигнализация. По мнению ряда авторов, в большинстве случаев животные не нуждаются в преднамеренном предупреждении о намерении поиграть – о нем свидетельствует контекст или общий стиль поведения. У ряда видов млекопитающих игру молодых часто инициирует взрослое животное. Так, львица, помахивая хвостом, побуждает львят начать играть с ней, самки шимпанзе щекочут детенышей, переворачивают их, кусают «понарошку». Но у животных с наиболее развитым игровым поведением существуют и особые, обеспечивающие это поведение сигналы-«пеpеключатели». Они извещают партнера о том, что с ним намерены играть и все действия, которые за этим последуют, – это игра.

Например, поза с пpижатыми к земле пеpедними лапами и виляющим хвостом пpедшествует игровой борьбе у львов и у псовых – такая поза не наблюдается ни в каких дpугих ситуациях. У обезьян существует особая «игpовая» мимика. Самая распространенная ее форма, имеющаяся у всех приматов – «игровое лицо» или «улыбка», когда животное широко открывает рот, не оскаливая при этом зубов. У некоторых видов обезьян сигналы-переключатели не только извещают о намерении играть, но имеют и более широкое значение – как сигналы дружелюбных намерений. Примером такого жеста, и приглашающего к игре, и просто оповещающего о дружелюбии, является наклон головы.

Наиболее богата игровая сигнализация у шимпанзе. Помимо «улыбки» Дж.Гудолл описывает несколько жестов, которые также служат оповещением о предстоящей игре («игровая походка», почесывание плечей, «переплетение пальцев»). Обезьяны, обученные языкам-посредникам, для приглашения к игре широко используют специальные «слова»-жесты или значки на клавишах компьютера.

Характерной чертой игрового поведения животных является тот факт, что в большинстве случаев оно сопряжено с перестройкой и сменой функций тех стереотипных фиксированных комплексов действий, которые составляют поведение взрослого животного. Зачастую они относятся к разным его категориям (половое, охотничье и т.п.), но переплетены в единый клубок. Исследовательница Луазос выделила ряд типов таких перестроек:

– может быть изменена последовательность движений;
– отдельные двигательные акты, входящие в последовательность, могут быть более интенсивными или многократно повторяться;
– нормальная последовательность действий или отдельные движения, входящие в последовательность, могут оставаться незавершенными в результате перехода к посторонним действиям;
– в игре могут перемешиваться акты, обычно связанные с совершенно разной мотивацией..

Движения, входящие в игровое поведение, могут не отличаться от тех, которые встречаются у взрослых особей при охоте, драках, половой и манипуляторной активности и т.д. Однако в игровых ситуациях последовательности движений часто бывают незавершенными: короткий галоп, остановка и возвращение галопом назад – у жеребят; садки без интромиссий – у детенышей макак-резусов. У черного хоря в агрессивных играх отсутствуют четыре агонистические реакции: две крайние формы нападения («умерщвление укусом в шею» и «атака из боковой стойки») и два крайних вида реакции страха («угроза из оборонительной стойки» и «визг»). У макак-резусов агрессивные наскоки часто не доводятся до конца, челюсти при укусах не сжимаются. Напротив, некоторые движения могут быть преувеличены по сравнению с нормальной функциональной ситуацией; это особенно относится к прыжкам и скачкам, часто наблюдаемым в подвижных играх, которые характерны для молодых животных практически любых видов. Часто отдельные движения повторяются много раз, не приводя к следующему элементу последовательности, как это должно было бы происходить в других ситуациях. Кроме того, может быть изменен порядок появления элементов: те действия, которые в нормальной последовательности появляются позже, при игре возникают раньше, и наоборот. Наконец, игровое поведение часто состоит из комплексов движений, относящихся к разным типам поведения, и эти движения могут оказаться перетасованными. В игровом поведении мангуста смешаны элементы охотничьего и полового поведения, а в групповых играх макак-резусов – элементы агрессивного и полового поведения.

Однако ни одна из этих особенностей не является общей для всех разновидностей поведения, объединенных под общим термином «игра», а некоторые из них встречаются и в неигровых ситуациях. С другой стороны, у животного могут случайно выработаться и новые движения, специфичные для игровой ситуации и, по-видимому, не имеющие функционального значения помимо нее. Например, очень активно и охотно изобретают совершенно новые движения дельфины.

Фундаментальный теоретический анализ представлений об игре животных был проделан Д.Б. Элькониным, который подробно рассмотрел ранние теории игры (Гроос, 1916; Спенсер, 1987; Buytendijk, 1933), показал их убедительные и неподтвержденные стороны, а также сформулировал собственные представления, которые, по его мнению, могут стать основой для будущей теории игры.

Эльконин определяет игру как «особую форму поведения, характерную для периода детства», в которой «складывается и совершенствуется управление поведением на основе ориентировочной деятельности». Именно игнорирование природы игры как развивающейся деятельности, составляло, по его мнению, основной недостаток ранее существовавших теорий. Эльконин подчеркивал, что игра как особая форма поведения, связана с возникновением в эволюции особого периода индивидуального развития особи – периода детства. В то же время он полагал, что общая теория игры для детей и животных вообще не может быть создана, т.к. нельзя отождествлять ход психического развития ребенка и его игры с развитием детенышей животных и их играми.

Одно из наиболее распространенных ранее и бытующих до сих пор представлений состоит в том, что игра молодых животных – это физическое упражнение, необходимое для формирования соответствующих форм поведения. Эту точку зрения опровергал ряд авторов, но Д.Б. Эльконин сделал это наиболее весомо. Согласно его мнению, игра действительно является упражнением, но не конкретной двигательной системы или отдельного инстинкта, или вида поведения, – те по самой своей природе не нуждаются в упражнении, т.к. сразу проявляются в «готовом виде». Он рассматривал игру как ту деятельность, в которой осуществляется упражнение способности к быстрому и точному психическому управлению двигательным поведением в любых его формах (пищевое, оборонительное, сексуальное). Именно поэтому «в игре как бы смешаны все возможные формы поведения в единый клубок и игровые действия носят незавершенный характер». Такая трактовка феномена игры животных снимала многие трудности и противоречия, тем не менее автор подчеркивал необходимость проверки своей гипотезы в сравнительно-психологических исследованиях.

К.Э. Фабри осуществил подробный анализ не только психологических теорий игры животных, но также и представлений, развиваемых этологами. Он предложил собственную концепцию, согласно которой игра представляется не какой-то особой категорией поведения, а совокупностью ювенильных проявлений «обычных» форм поведения. Иными словами, «игра это не образец взрослого поведения; а само поведение в процессе своего становления».

Ряд авторов отмечает также, что игра животных – «дело добровольное», что животное нельзя заставить играть путем положительного или отрицательного подкрепления. Условием возникновения игры служит комфортное состояние организма; отсутствие голода, жажды или неблагоприятных условий среды. Игровому поведению присущ высокий положительно-эмоциональный компонент – животным явно нравится играть. И хотя это положение и носит отпечаток антропоморфизма, его признают многие исследователи.

Факторы, контролирующие и вызывающие игровое поведение, как уже сказано, далеко не ясны. Спенсер видел в игре средство высвобождения излишков накапливаемой в организме энергии. Противники этой теории указывали, что непонятно, о какой энергии в данном случае идет речь – о физической энергии организма или о гипотетической «психической» энергии, существование которой вообще сомнительно.

Вторая распространенная гипотеза касается существования специфического «игрового побуждения», наличие которого допускал, в частности, К.Лоренц. Он показал наличие существенных различий между игрой и так называемой «активностью в пустоте», т.е. теми случаями, когда те или иные определенные реакции проявляются при усилении специфического побуждения (например, голода), но в отсутствие специфических раздражителей, которые их обычно вызывают. Например, голодная птица начинает «ловить» отсутствующих насекомых, совершая свои действия «вхолостую» или «в пустоте». Главное же отличие игры, по Лоренцу, состоит в том, что совершаемые во время нее действия совершенно не опираются на соответствующее специфическое побуждение, а как только таковое (например, агрессия) начинает проявляться, игра прекращается, уступая место другим формам поведения.

Вопрос о мотивации, лежащей в основе игры, остается дискуссионным, тем не менее в целом можно утверждать следующее: хотя движения, характерные для игрового поведения, могут напоминать движения при других видах активности, игра не связана с действием соответствующих мотивационных факторов. Элементы агрессивного и полового поведения могут появляться, когда животное, по-видимому, не испытывает ни агрессивного, ни полового возбуждения. Игровое поведение может прекратиться, не достигнув «завершающей» ситуации. Например, попытки садок у молодых обезьян могут не приводить ни к интромиссиям, ни к эякуляции; вероятно, они ослабевают в результате выполнения других элементов акта спаривания. С другой стороны, игровое поведение может повторяться много раз подряд, несмотря на отсутствие «результата».

Доказательством существования (или отсутствия) специфического игрового побуждения могли бы служить результаты экспериментов, в которых животные подвергались бы временному лишению возможности играть. По представлениям этологов, это должно приводить к «накоплению специфической энергии действия», т.е. соответствующего побуждения и, следовательно, к усиленному проявлению игровой активности в дальнейшем. Но имеющиеся на этот счет работы не дают однозначного ответа на этот вопрос.

Игра – характернейший компонент поведения детенышей обезьян. Она неизбежно предполагает дружеские физические контакты между особями и с ее помощью могут формироваться связи, сохраняющие свое значение на протяжении всей жизни.

Наиболее сложные формы игры обнаружены у человекообразных обезьян, причем особенно подробно эта форма поведения изучена у шимпанзе. Первоначально это были наблюдения за поведением в неволе отдельных особей, содержавшихся поодиночке в клетках, по несколько особей в вольерах, или воспитанных в «развивающей среде» – в семье человека. Первой фундаментальной работой такого плана было сравнительное описание поведения ребенка и детеныша шимпанзе, предпринятое Н.Н. Ладыгиной-Котс (1935). Впоследствии ее эксперимент повторили американские психологи супруги Хейс и супруги Келлог. Существенные дополнения в представления об играх человекообразных обезьян внесли работы американских исследователей, обучавших шимпанзе языкам-посредникам (Ю.Линден, 1981).

Уже в первых работах такого плана было показано, что игры шимпанзе обнаруживают значительное сходство с играми детей, однако неоднократно высказывалось предположение, что сложность игрового поведения животных порождается неадекватностью обстановки при содержании в неволе: обезьяна лишена нормальных социальных контактов и к тому же не находит достаточного выхода своей физической энергии. Выяснению действительного репертуара игрового поведения человекообразных обезьян способствовали наблюдения в естественной среде обитания (Дж.Гудолл, Дж.Шаллер, Д.Фосси). Авторы этих исследований проводили долгие месяцы, следуя за группами обезьян и постепенно приучая их к своему постоянному присутствию. Благодаря этому появилась возможность составить полное представление обо всех сторонах жизни этих животных, включая игру. Наблюдения Дж.Гудолл за вольноживущими шимпанзе продолжались около 30 лет!

Но рассмотрим сначала данные, полученные при наблюдениях в неволе.

Ладыгина-Котс сравнила поведение детеныша шимпанзе Иони, жившего в домашних условиях с 1,5 до 4 лет, и ее собственного сына Руди в соответствующем возрасте.

Она показала, что большинство категорий игр в той или иной степени доступны не только ребенку, но и шимпанзе, хотя, разумеется, степень их развития и сложности существенно различается. В самой общей форме можно сказать, что детеныш шимпанзе обгоняет ребенка во всех подвижных играх, требующих физической силы и ловкости, тогда как ребенок очень рано переходит к ролевым играм, требующим сообразительности, воображения, самоосознания и т.п. В играх, связанных с разными видами качания, передвижения предметов, лазания по трапециям и т.п., ребенок не только участвует сам, но еще и вовлекает в это свои игрушки. Как пишет Ладыгина-Котс, даже в подвижных играх «ребенок более тренирует дух, чем тело».

Продолжение следует