Ю.П. СУПРУНЕНКО
У тайны четыре ноги…
Отправясь в прошлое, герой рассказа
американского писателя Рея Брэдбери «И грянул
гром» наступил там на бабочку, тем самым до
неузнаваемости изменив настоящее. Это, конечно
же, гипербола. А вот не возникни в давние времена
союз между родом людским и кошачьим племенем, наш
сегодняшний день наверняка был бы совсем иным…
Нога первая – историческая
Начнем, по обычаю, от Адама – вернее, от
сыновей его, о которых в Библии сказано: «И был
Авель пастырем овец, а Каин был земледельцем».
Именно с тех допотопных времен и разделилось
человечество на две отнюдь не взаимоисключающие,
но вечно конфликтующие ветви: на
кочевников-скотоводов и оседлых землепашцев.
Сплотившись, кочевники способны покорить целые
страны и властвовать над ними, но создаются
государства исключительно трудом землепашцев,
ибо лишь хлебный колос обеспечивает возможность
прокормить не только самого пахаря, но и многих
других, чтобы они могли воздвигать города,
заниматься искусствами и ремеслами, воевать и
предаваться иным полезным занятиям. Впрочем, как
говорится в арабских сказках, «мир с ними
обоими»: сегодня нас интересуют не столько они
сами, сколько их неизменные спутники; а еще
точнее, один из этих спутников – «зверь,
именуемый кот».
В поэтических преданиях точно
установлено, где впервые было заключено
соглашение между родом людским и кошачьим
племенем – этот эпизод красочно описан в
знаменитой сказке Редьярда Киплинга. Произошло
это около 6 тыс. лет назад в долине Нила: одной из
высоких договаривающихся сторон были древние
египтяне, другой – нубийская дикая кошка,
переставшая с тех пор, как поселилась в доме, быть
дикой, но так и оставшаяся «сама по себе».
История поставила кошку в
исключительное положение: все живое, с человеком
сосуществующее и взаимодействующее, приручалось
и одомашнивалось в самых разных местах и в самые
разные времена. Живности этой не счесть, причем
отдельные виды занимают особое, уникальное,
место.
Чем была бы, скажем, Греция без оливы –
этого щедрого дара богини Афины? Изящные
глиняные амфоры, бессчетно извлекаемые из земли
и из-под воды современными археологами, в первую
очередь предназначались для хранения и
транспортировки оливкового масла – калорийного,
не портящегося, универсального продукта,
используемого и в кулинарии, и в медицине, и в
косметике. Ни виноградники, ни отары овец не
играли в Греции роли, сопоставимой с масличными
рощами.
Чем были бы великие кочевые народы без
лошади? Она – и средство передвижения, способное
воспроизводить себя в пути; и скот, дающий пищу и
питье; и источник материала для сосудов, в
которых питье это будет храниться, а также для
изготовления обуви, седел и строительства жилищ.
Сделанный из лошадиной шкуры бурдюк кочевники
наполняли кобыльим молоком, где оно превращалось
в пьянящий кумыс. Через реки они переправлялись
на плотах, основой которых служили надутые
воздухом бурдюки, а тянули их вплавь те же лошади.
Или чем был бы Древний Египет без
землепашества и зернохранилищ? Щедро удобренная
илом, приносимым благодатными нильскими
разливами, земля страны Та-Кем оказалась
прямо-таки специально предназначенной для
возделывания. Изобильная пшеница сделала Египет
великой державой в большей мере, нежели великие
пирамиды или военные победы: ею равно
оплачивался труд строителей и солдат, она была
главным экспортным товаром и твердой валютой,
она превратила страну в ту вожделенную житницу
античного мира, которую стремились завоевать
орды гиксосов и хеттские армии, фаланги
Александра Македонского и легионы Юлия Цезаря.
Да что там! Ведь на грани XIX столетия уже нашей эры
генерал Бонапарт затеял печально завершившийся
египетский поход именно в расчете накормить
египетской пшеницей изголодавшуюся в
революционных битвах Францию…
Но вернемся в страну Кем... Когда зерно
собрано, помимо человека находится немало
желающих им попользоваться – тут и мыши, и крысы,
и прочие грызуны. Размножаясь несметно, ибо
отныне человек снабжает их пищей круглый год, они
не только грабят своего благодетеля, но и
объявляют ему бактериологическую войну.
Способные культивировать в собственной крови
возбудителей чумы, инфекционной желтухи и черной
оспы, сами при этом имеющие иммунитет к этим
болезням, грызуны чуть было не сделались
регулятором численности рода людского. И стали
бы, наверное, не заключи человек договора с
кошкой, которая безо всякого вреда для себя может
удавить и даже слопать грызуна-бациллоносителя и
ничуть при том не пострадать. Вот лишь один
пример: доказано, что в средневековой Европе
эпидемии особенно буйствовали в те годы, когда
инквизиция активнее всего изничтожала колдунов
и ведьм, а заодно с ними и верных приспешников
Сатаны – кошек, без которых не обходился, по
тогдашним убеждениям, ни один магический обряд…
Вот и выходит, что вся египетская (да и
земледельческая вообще) культура зиждется на
зернохранилищах – и кошках. Без особого
преувеличения можно даже сказать, что
человеческая цивилизация являет собой побочный
продукт борьбы между кошками и грызунами –
эпической битвы, в которой мы сами не активные
участники, но лишь некий катализатор процесса.
В благодарность египтяне сделали
кошку священным животным, пребывающим под особым
покровительством богини радости и веселья
Бастет. В царских усыпальницах кошачьи мумии
укладывали рядом с мумиями фараонов, искренне
веря, что и в загробной жизни без кошки не
обойтись.
Кого только ни пытался выставить
против грызунов человек – ласок и сов, змей,
хорьков и множество иных прочих, он прибегал к
мышеловкам и ядам, но кошка оказалась
непревзойденной и незаменимой.
О результативности ее свидетельствует
хотя бы такой факт: зарегистрировано, что
одна-единственная английская кошка по имени
Минни за семь лет – с 1927 по 1933 г. – уничтожила
12 480 не мышей даже, а крыс!
Правда, не каждая кошка отваживается
на поединок с крысой, для этого требуется
особенная стать, но уж по части мышеловства
первоклассными специалистами являются почти все
представители семейства кошачьих.
Практичные обитатели Египта осознали
это и превратили кошек в главное свое
стратегическое преимущество. Все, связанное с
кошками, было окружено завесой тайны. Под страхом
смерти их запрещалось вывозить из страны; даже
непреднамеренное убийство кошки сурово
каралось.
И все же мало-помалу кошачье племя
вырвалось из-под удушающей египетской опеки –
вырвалось и начало распространяться по миру.
Правда, на то, чтобы достигнуть Скандинавии или
Индокитая и освоиться там, ушло почти пять
тысячелетий.
Нога вторая – филологическая
Любопытное дело: не мудрствуя лукаво,
простодушные египтяне называли кошку
звукоподражательно – «мяу». Зато почти во всех
современных языках, причем не только
индоевропейских, в названии животного отчетливо
прослеживается привычное нам звукосочетание.
Судите сами: старославянское «котъка»; русское,
польское и чешское «кот»; украинское «кiт». В
германских языках – датское «кат», шведское
«катт», немецкое «катце», английское «кэт». То же
и у кельтов (древнеирландское «катт»), и у
романских народов – испанское «гато»,
итальянское «гатто»; того же корня и французское
«chat», произносящееся как «ша». В арабском кот –
«куитт», в сирийском – «к’ат’у», в турецком –
«кеди», в осетинском – «гэды», в армянском –
«кату», в грузинском – «к’ат’а», в аварском –
«кету», в даргинском – «гата»… Это едва ли не
единственное в мире слово, имеющее общий корень в
таком множестве языков. И филологи немало
поломали головы над удивительной загадкой.
Само по себе слово довольно молодо:
впервые греческое «катта» встречается в VI в.
на страницах «Истории церкви» византийского
писателя Евагрия Схоластика, повествующих о
детстве святого Симеона. Примерно тогда же или
чуть раньше возникает латинское «каттус».
Но где же и когда оно все-таки родилось?
Вспомнить, что в человеческий мир
кошка пришла из Северной Африки. Оставим Египет в
стороне: туда четвероногое диво все-таки завезли
из Нубии. А если так… Искомый корень
обнаруживается к западу от страны Та-Кем – у
берберов. Сейчас берберские племена живут
островками среди арабского населения,
пришедшего в земли Магриба вместе с
распространяющимся исламом, а потому и язык их
испытал значительное арабское влияние. Однако
южнее, в Сахаре, берберы сохранили древнюю речь в
большей чистоте. Там-то и встречается слово
«’куат», обозначающее как дикую, так и домашнюю
кошку. Если учесть, что несколько тысяч лет назад
климат в тех краях был куда более благодатным, не
так уж удивительно, что родина и домашней кошки, и
ее имени находится там, где сейчас кочуют по
бесплодным пескам туареги.
А дальше – все просто. Слово
подхватили римляне, постоянно ведшие большие и
малые войны на землях, некогда подвластных
разгромленному ими Карфагену. От римлян слово
перешло к византийским грекам, а от тех – в
страны Передней Азии и Кавказа. Римляне же
передали его – вместе с самим котом – германцам,
славянам, кельтам и другим европейским народам…
Загадка разрешилась, но удивление
остается по сей день: как же велика была ценность
кошки для человека, если даже изначальное имя ее
тысячелетиями сохранялось, переходя из страны в
страну! Вот только египтяне… Впрочем, и там не
все так просто. Существует мнение, согласно
которому «мяу» было всего лишь бытовым,
разговорным именем, тогда как подлинное
хранилось в тайне – как и все, связанное с кошкой
на нильских берегах.
Нога третья – физиологическая
В 1999 г. группе ученых из лаборатории
биомедицинской техники Гарвардского
университета во главе с доцентом Гарретом Стенли
удалось совершить «выдающийся прорыв в науке о
нервной системе» – посмотреть на мир глазами
кошки. Споров о том, каким представляется
кошачьему взору окружающее, было множество.
Считалось, что зрение у кошек черно-белое и
замечают они только движущиеся предметы… Но вот,
подключившись напрямую к зрительным нервам
животного, биологи установили, что видят киски то
же и так же, как видим мы, только в другом ракурсе.
Четкая, объемная, цветная картина, вполне
достойная прекрасных кошачьих глаз. Кстати,
почти одновременно рухнул и другой миф – будто
кошки не воспринимают изображения на
телеэкране…
Это человек свыше 90% всей поступающей
из окружающего информации получает посредством
зрения. Кошка же многое «видит ушами» – такую же
роль, как и обоняние, в ее восприятии мира играет
слух. Причем слух совершенно феноменальный. Во
время Второй мировой войны на американской
военно-воздушной базе, расположенной на
тихоокеанском острове Мидуэй, жил кот по имени
Радар. К самолетам привык, рев двигателей, как и
любой другой слишком громкий звук, ему, вестимо,
удовольствия не доставлял, но кот притерпелся. И
спокойно загорал, когда заходили на посадку
«летающие крепости» В-29. А потом вдруг безо
всякой видимой причины вскакивал и спешил в
укрытие. Поначалу на странное кошачье поведение
никто особого внимания не обращал, но мало-помалу
стало очевидным: чуткий его слух улавливает
приближение самолетов задолго до того, как они
появляются на экране радиолокатора или
фиксируются звукопеленгаторами. И не только
улавливает, но и отличает работу американских
авиационных двигателей от японских: если
приближаются свои самолеты, можно и дальше
греться на солнышке, а если вражеские – стоит
себя поберечь. Острота чувств четвероногого
Радара намного превосходила возможности самой
современной на тот момент военной техники, и –
как некогда было в Египте – кот стал главным
стратегическим ресурсом авиабазы.
Или загадка кошачьей ориентации. В
литературе находим множество историй о том, как
возвращались домой завезенные за тридевять
земель кошки. Так в 1984–1985 гг. взятый на борт
судна в Мурманске не слишком благонравный черный
с белой отметиной кот по имени Чума сбежал в
одесском порту и за 19 месяцев добрался до дома –
отощавший, ободранный и ничуть не прибавивший
хороших манер. Или другой пример. Канадское
семейство переехало без малого через весь
континент – из Квебека в Калгари. Беспородный, но
от этого не менее любимый полосатый кот по имени
Сэр Томас Третий был временно оставлен под
чьим-то присмотром в старом доме, который
владельцы продавать пока не собирались: брать
любимца на новое место, предварительно там не
осмотревшись и не обжившись, хозяева не хотели.
Через месяц кот сбежал – все незамедлительно
предпринятые поиски оказались тщетными. А 427 дней
спустя он объявился в Калгари. История эта обошла
чуть ли не все газеты; герой ее даже удостоился
показа в одном из выпусков новостей Си-Эн-Эн.
Здесь уместно остановиться и еще на
одном обстоятельстве. Кошка – хищник
универсальный.
Егеря и охотоведы свидетельствуют:
одичавшие домашние киски – самый страшный бич
лесов, поскольку могут и птичьи гнезда грабить, и
ящерицу изловить, и на зайца напасть не побоятся.
Именно потому, кстати, поначалу в
Египте они были не только великой антимышиной
силой, но и охотничьими животными, лишь со
временем вытесненными из этой области более
сильными собаками. В частности, с котами
охотились на водоплавающую птицу. Интересно, что
временами дремлющие эти, охотничьи, гены
пробуждаются. Не так давно, 9 сентября 2000 г., в
одной из программ НТВ показали сюжет о живущем на
лодочной станции где-то под Брянском коте по
имени Чилим. Главное для него удовольствие –
выпрыгнуть на середине реки из лодки и вплавь
добраться до берега. Вот и говори потом, что кошки
воды не любят… Разумеется, эти свойства немало
помогают кошкам в длительных путешествиях. Но
все-таки каким волшебным образом находят они
дорогу?
Любые ссылки на инстинкт, ведущий,
например, перелетных птиц или заставляющий
почтовых голубей возвращаться на свою голубятню,
здесь не срабатывают. Да и с механизмами
ориентирования у птиц тоже еще не все ясно.
Специалисты по сей день расходятся во мнениях: то
ли они ориентируются по светилам, то ли по
силовым линиям магнитного поля Земли, то ли… Но
так или иначе, а летят перелетные птицы из века в
век одним и тем же закрепленным в наследственной
памяти маршрутом. Голуби, какой бы внутренний
штурман ни указывал им путь, только возвращаются
назад. А Сэр Томас Третий нашел новое обиталище
своих хозяев, блистательно опровергнув весьма
распространенный тезис о том, что кошка-де
привязывается не к человеку, а к дому. Да и Чума,
как нетрудно догадаться, возвращался в родной
Мурманск вовсе не тем путем, которым следовал
увезший его оттуда пароход. Что вело их и сотни им
подобных? Пока об этом остается только гадать,
как гадают, например, о том, чем, собственно, наши
Мурки мурлычут: даже повседневная эта кошачья
привычка вопреки всем достижениям человеческой
науки продолжает пребывать дразнящей тайной.
А способность кошек лечить своих
хозяев? Над этим можно сколько угодно
подтрунивать, однако статистика упряма: люди,
живущие бок о бок с кошками, страдают, например,
гипертонической болезнью или стенокардией на 27%
реже, чем те, кто кошачьим обществом
пренебрегает. Более того, даже гипертонические
кризы или стенокардические приступы протекают у
них значительно легче. И с этой точки зрения
Маяковский, рекомендуя: «…идите и гладьте,
гладьте сухих и черных кошек!» – был прав.
Нога четвертая – психологическая
Блестящий знаток зоопсихологии,
лауреат Нобелевской премии Конрад Лоренц писал:
«Духовный мир кошки утончен и дик, он не
раскрывается перед людьми, навязывающими
животным свою любовь (собаки в этом отношении
куда более податливы). Если владелец животного
умеет не навязывать своей любви насильно, это
можно считать неплохим доказательством
настоящего понимания природы животных. Кошка не
ведет группового образа жизни, она остается
независимой, дикой маленькой пантерой, и в ее
характере нет и следа той инфантильности
одомашнивания, которая делает собаку столь
благодарным объектом для внимания и баловства.
Увы, многие любители кошек не понимают этой
кошачьей потребности в независимости».
Да, кошка стала повсеместным спутником
человека, побывав даже на Северном полюсе и в
Антарктиде. Численность кошачьего племени
сегодня вполне сопоставима с человеческим.
В Австралии кошек живет точь-в-точь
столько же, сколько и самих австралийцев, – тех и
других по 17 миллионов.
И все-таки домашним животным она не
стала – ею нельзя командовать и повелевать, с ней
можно только договариваться, что требует
немалого терпения и искусства. Любопытная,
кстати, и характерная деталь: у большинства
известных военачальников были любимые псы –
возможно, им легче привить азы строевой
подготовки и воинской дисциплины; зато
выдающиеся дипломаты и священники были большими
любителями кошек, о чем свидетельствует обильная
биографическая литература.
Не врожденная ли страсть к
независимости привела к тому, что кошки –
единственные в мире существа (если не считать
дельфина Таффи, доставлявшего почту на подводную
научную станцию Силэб и за это принятого в
американский профсоюз почтовых работников),
которые, исполняя свои обязанности, в ряде стран
не просто состоят на довольствии, но и числятся
на государственной службе со всеми вытекающими
отсюда льготами и заслуженными пенсиями.
Особенно отличается в этом отношении Англия –
страна, в которой, кстати, впервые в мире были
приняты законы об охране животных. Музейные коты,
банковские коты, министерские – в стране их
насчитываются многие тысячи, и каждый, неся
службу, имеет соответствующие права. Хочется
верить, что кошки закладывают таким образом
традицию, выстраивают модель взаимоотношений,
которые со временем человек распространит и на
весь остальной животный мир…
Но главное все-таки – удивительная
пластичность кошачьей психики, не уступающая
кошачьей же грации. Ей, кошке, не страшны никакие
изменения в мире и человеческом обществе.
Мало-помалу нужда в защите урожая, связавшая
некогда человека и кота, исчезнет. Окончательно
это произойдет, разумеется, не скоро (если
произойдет вообще), но сегодня в городских наших
домах сия традиционная кошачья функция
практически номинальна. И, тем не менее,
сложившаяся в старые времена пословица «Без кота
– дом сирота» продолжает оставаться
справедливой. Давным-давно канули в Лету времена,
когда, ступив за дверь дома или выйдя за
городские стены, можно было увидеть косулю или
зайца. В большинстве городов (Лондон с его
белками и лисами не в счет) места всему этому
давно уже нет. А кошка – тут как тут, под боком.
Напоминание о живой природе и мост, нас с нею
связующий. Мост, без которого нам не обойтись.
* * *
Немало загадок зададут еще кошки
биологам и этологам, историкам и филологам,
медикам и… Продолжать можно долго. Рядом с нами
ходит на четырех ногах дразнящая тайна, постичь
которую до конца не в состоянии ни один
специалист.
|