Ю.А. Дунаева

Окончание. См. № 17/2007

Энтомолог в голландских кружевах

Наука и творчество в судьбе Марии Сибиллы Мериан (1647–1717)

В замке Валта в Западной Фрисландии Мария Сибилла Мериан провела пять лет. Она собирала растения, ловила насекомых, наблюдала, записывала, зарисовывала. Учила латинский и голландский языки. Занималась живописью. Она сделала более 40 великолепных акварелей, на которых были изображены пряные и лекарственные растения – фенхель, укроп, сныть, цикорий, лопух, щавель, чабрец, девясил, ромашка и др. Была задумана книга о травах. Многие акварели из этой серии содержали и живописные «истории развития насекомых», причем не только бабочек. Сныть – и наездник из семейства Ichneumonidae; цикорий, золотой шар – и пилильщик. Можно было, конечно, изобразить растения и без них, но, вероятно, Мария Сибилла не хотела изменять своему стилю, а может быть, использовала любую возможность, чтобы поделиться знаниями о насекомых.
Но не только изучением окружающей природы было знаменательно для Марии Сибиллы пребывание в замке Валта. Именно здесь, во Фрисландии, она узнала о существовании голландской колонии Суринам в Новом Свете. И не просто узнала. В замке были коллекции насекомых, раковин, засушенных растений и плодов, привезенных оттуда. Перебирая эти образцы, Мария Сибилла восхищалась причудливостью форм и красок. Ей безумно захотелось побывать там и самой познакомиться с представителями мира тропических насекомых, который здесь, на севере, казался ей просто фантастическим. Родилась мечта, которая через некоторое время определила дальнейшую судьбу Марии Сибиллы. В 1691 г., после смерти матери, художница покинула замок во Фрисландии и с двумя дочерьми переехала в Амстердам.
Этот чудо-город-сад на каналах в конце XVII в. был средоточием всего самого прогрессивного в Европе. Благодаря религиозной терпимости городских властей здесь собрались предприимчивые люди со всего света. Протестанты, католики, иудеи и даже мусульмане без помех открывали здесь магазины восточных товаров, ювелирные мастерские, книжные издательства. В гавани бросали якоря корабли Ост- и Вест-Индских компаний, доставлявшие в Амстердам заморские фрукты, пряности, кофе, табак, слоновую кость, драгоценную древесину. Городские власти собирали огромные пошлины и обустраивали город. Здесь выходила первая в Европе газета, причем ее печатали сразу на шести языках. Улицы и набережные были добротно вымощены и украшены вечнозелеными растениями. В городе были публичные библиотеки и ботанический сад. Николаас Витсен – бургомистр Амстердама и глава Ост-Индской компании – устроил у себя кабинет редкостей, или кунсткамеру. К науке в Амстердаме относились с большим уважением, ученых почитали. Здесь жили уже известный нам зоолог и анатом Ян Сваммердам, профессор анатомии и ботаники Фредерик Рюйш, изобретатель микроскопа Антони ван Левенгук и другие светила того времени.
Амстердам словно был создан для независимой, предприимчивой и любознательной Марии Сибиллы Мериан. Голландский язык и латынь она уже более-менее освоила, так что научные богатства Амстердама были ей доступны. В библиотеках кроме книг хранились акварели и гравюры лучших европейских мастеров, рассматривая которые, художница могла получать дополнительные уроки живописного мастерства. Нечего и говорить, что Марии Сибилле очень хотелось остаться в Амстердаме надолго, стать его полноправной жительницей. В этом городе не только можно было многое узнать и многому научиться. Отсюда начинались морские пути в тропики Нового Света, о которых мечтала Мария Сибилла. Но была ли она сама нужна Амстердаму? Она не могла больше расчитывать на религиозную общину, кормившую ее семью в последние годы. Приходилось снова думать о заработках.
Волноваться пришлось недолго. Привыкшие к роскоши жены городских сановников трепетно следили за модой и были готовы ради нее на любые траты. А в моде были цветы. Амстердам, как и многие другие западноевропейские города в XVII в., был во власти настоящего цветочного бума. Ярче всего это проявилось в знаменитой голландской «тюльпаномании». Известны случаи, когда ради приобретения луковиц редких сортов продавали дома и поместья. Изображения прекрасных садовых цветов стоили дешевле их самих, но зато было много желающих купить хотя бы нарисованный цветок, раз живой недоступен. Кроме того, богатые владельцы оранжерей стремились обязательно увековечить каждое расцветшее у них «чудо». Ясно, что художнице, умеющей изысканно и точно изображать цветы, можно было не бояться голодной смерти в Амстердаме. Однако ее успех в этом городе превзошел все ожидания. Необычные цветочные акварели, «населенные» тщательно выписанными насекомыми, вызвали восторг у светских дам. У Марии Сибиллы скоро появились богатые поклонницы, которые не только охотно покупали работы художницы и ее дочерей, но хотели также брать уроки рисования. Как и в Нюрнберге, очень скоро образовался кружок учениц, благодаря которому Мария Сибилла познакомилась со многими людьми, неравнодушными к хорошей живописи, книгам, науке. Мария Сибилла стала бывать в Вехте, пригороде Амстердама, где в роскошных виллах на берегу реки отдыхала городская элита. В хитроумно устроенных оранжереях там выращивали тропические растения, семена и саженцы которых с большим трудом доставляли в Амстердам по морю. Перед ней открылись двери лучших библиотек, живописных собраний, кабинетов редкостей. Мария Сибилла познакомилась с работами лучших ученых, которые в XVII в. изучали особенности развития различных животных: Яна Сваммердама, Марчелло Мальпиги, Франческо Реди, Антони ван Левенгука.

Несмотря на насыщенность амстердамской жизни, Мария Сибилла не прекращала вести наблюдения за насекомыми. Не оставляли ее и мысли о путешествии в Южную Америку. Зачем, казалось бы, немолодой женщине (а Марии Сибилле было уже за пятьдесят), подвергать себя тяготам и опасностям дальнего морского пути? В Амстердаме были прекрасные коллекции тропических насекомых и ботанические сады с оранжереями. Кое-что можно было узнать из рассказов уже побывавших в Суринаме коммерсантов, военных, миссионеров. Стоило ли ехать самой? Всегда была возможность заказать необходимые образцы, которые бы доставили прямо из Суринама. Но, видимо, не в характере Марии Сибиллы было довольствоваться информацией из вторых рук, да и решительности ей было не занимать. В июне 1699 г. она вместе со своей младшей дочерью Доротеей Марией, которой только-только исполнился 21 год, поднялась на борт торгового судна «Виллем де Рейтер», отплывавшего в Суринам. Багаж двух дам состоял, в основном, из всевозможных коробок, коробочек, склянок, ящиков, ящичков и корзин, предназначенных для упаковки «натуралий». Разумеется, были взяты карандаши, кисти и краски, а также научный дневник Марии Сибиллы, ее Studienbuch.
Плавание должно было продолжаться больше двух месяцев. Самую грозную опасность представляли пираты. В те времена «черные корсары» были обычным явлением в тропической Атлантике, и на небольшом торговом судне даже были установлены пушки. Все находившиеся на борту люди, как команда, так и пассажиры, каждый день упражнялись в стрельбе. К счастью, благодаря то ли молитвам благочестивых пассажирок, то ли осторожности капитана, страшной встречи не произошло. Но и без пиратов трудностей хватало. Люди страдали от ужасной тесноты на корабле, тропической жары, укусов блох и вшей и почти не пригодных для употребления воды и пищи. У Марии Сибиллы и Доротеи был хороший личный запас изюма, кураги и фиников, но они не могли накормить всю команду и не могли не страдать, видя, как мучаются другие. Дамам была предоставлена одна из лучших кают на судне, капитан был почтителен, матросы были готовы выполнить любое требование пассажирок, но все равно два с половиной месяца вынужденного безделья на тесном корабле в тропиках стали тяжелым испытаниям для Марии Сибиллы и ее дочери.
Как бы то ни было, в августе 1699 г. судно подошло к берегам Южной Америки, к тому месту, где огромная река Суринам впадает в Атлантический океан. Дельта Суринама – это целая система рек, речек, речушек, островов и островков. Судно начало медленно подниматься вверх по течению реки, к городу Парамарибо, а Мария Сибилла жадно вглядывалась в прибрежные заросли, пытаясь увидеть их обитателей.

Первое, чем поразила Марию Сибиллу Южная Америка, были невероятно яркие цвета оперения тропических пернатых. Казалось, что таких ярко-зеленых, розовых, бирюзовых птиц не может быть в природе, а они стайками носились над водой, сидели на ветвях мангровых деревьев, горделиво шагали по огромным листьям водных растений. Иногда на ветке дерева можно было увидеть большую зеленую ящерицу игуану. Мария Сибилла мгновенно забыла все тяготы дальнего морского пути и радостно готовилась ступить на эту фантастическую землю.
Парамарибо – главный и единственный город голландской колонии – находился на берегу реки Суринам в нескольких милях от побережья. Крепость Зеландия защищала его от пиратов и демонстрировала мощь далекой метрополии в колониальном исполнении. Поселенцы изо всех сил старались поддерживать в Парамарибо опрятность и порядок, столь уважаемые на их родине. Однако мир тропиков, попирая все хитроумно возводимые преграды, неизбежно обрушивался на каждого вновь прибывшего лавиной невероятных впечатлений.

Была поражена и Мария Сибилла. Здесь все словно было перевернуто с ног на голову. Начать хотя бы с улиц. Чистенькие и прямые, почти как в какой-нибудь голландской деревушке, они были вымощены не чем-нибудь, а осколками устричных раковин. Поневоле вспоминались слышанные еще в Амстердаме небылицы о том, что устрицы в Суринаме растут на деревьях. Иначе, откуда их столько? Мария Сибилла еще не знала тогда, что устрицы часто прикрепляются к воздушным корням мангровых деревьев, образуя на них целые гроздья. Во время отлива эти гроздья устриц прекрасно видны. Собирать их проще простого – не нужно нырять. Поэтому и превращаются эти моллюски из редкого деликатеса в самый обычный продукт питания, а их раковины заменяют булыжник и щебенку. Да и происхождение легенды о том, что устрицы в Суринаме растут на деревьях, тоже становится очевидным.
Вдоль улиц были посажены апельсиновые и лимонные деревья. Они были покрыты цветками и плодами одновременно. Плодов было столько, что Мария Сибилла смогла поверить в то, чего она никак не могла представить себе в Голландии, – что деревянные полы в домах белых господ в Парамарибо натирают апельсиновым соком.
Тропики поражали изобилием, но и расплачиваться за него приходилось. Жара при большой влажности, всевозможные кусающие насекомые, всюду проникающая плесень, мгновенно портящиеся продукты – это далеко не полный список проблем. Если бы не труд чернокожих рабов, белым колонизаторам было бы не под силу выносить все эти тяготы. Освоение «зеленого рая» стало бы просто невозможным. Вот почему благочестивые и цивилизованные голландцы, оказавшись в тропиках, быстро приходили к необходимости использования рабского труда.
Всю тяжелую работу перекладывали на плечи чернокожих невольников. Белая госпожа в Парамарибо могла большую часть времени проводить в самой прохладной и защищенной от насекомых части своего дома, практически не двигаясь. Работать нужно было только голосом, отдавая распоряжения слугам. Полагалось иметь минимум 14 рабов: двух женщин для походов на рынок и приготовления пищи, трех для уборки и стирки, трех мужчин для сада, заготовки дров и воды, а также шесть гребцов для того, чтобы ездить на удаленную от дома плантацию.
Приобрела нескольких рабов и Мария Сибилла. Ей очень трудно было объяснить своим неграм-садовникам, почему они должны ловить и собирать всех насекомых, которые им только попадутся, а кроме того, еще и рвать для них листья. Но потом, быстро смекнув, что эти занятия легче многих других, чернокожие садовники стали почти все свое время тратить исключительно на ловлю бабочек.
Мария Сибилла непременно должна была сама побывать там, где белой госпоже находиться было просто неприлично, – на городском рынке. Это было пестрое и шумное средоточие жизни в Пара-марибо, где целые связки ярких тропических фруктов или корзины пугающей шевелящейся рыбы стоили дешевле одного гвоздя. Черные рабыни-кухарки в просторных белых одеждах громко торговались, выбирая продукты для своих хозяев. Мелькали обнаженные потные тела носильщиков. Деловые плантаторы собирались в маленьких закусочных под пальмовыми крышами, чтобы обсудить виды на урожаи сахарного тростника, кофе, какао, табака и другого «колониального золота», а также подымить своими голландскими трубками. Главным же для Марии Сибиллы было то, что сюда полуголые раскрашенные индейцы из сельвы приносили диковинные дары своего «зеленого ада» и можно было увидеть своими глазами фантастических животных, о которых Мария Сибилла слышала в Европе. Индейцы пытались продавать больших ярко-зеленых ящериц игуан, мясо которых у них считалось деликатесом, птиц-туканов, яркие клювы которых были чуть ли не больше всего остального тела. Иногда на рынке появлялись животные, у которых не было европейских аналогов, и их можно было называть только странными индейскими именами: капибара, агути, увари.
Жизнь городка Парамарибо подчинялась двум главным ритмам – небольшому суточному колебанию зноя, от более-менее терпимого до практически невыносимого, и чередованиям сухого и дождливого сезонов. Несмотря на все старания поселенцев оказаться как можно дальше от первозданной тропической природы, она все равно была повсюду. Марии Сибилле не нужно было выезжать за город, чтобы начать свои наблюдения. Насекомые просто кишели вокруг, и негры-садовники исправно их ловили. Как всегда, Мария Сибилла стала помещать пойманных гусениц в специальные коробки, кормить их листьями того растения, на котором они были пойманы, отмечать все стадии превращения, рисовать, записывать.
Марии Сибилле удалось запечатлеть жука-арлекина, передние ноги которого необычайно длинны и напоминают задние ноги кузнечика. Потом – стадии развития удивительной бабочки, которая теперь называется коконопряд Кассандра. Ее гусеницы сначала были белыми в черную полоску и с острыми черными шипами, но потом, от линьки к линьке, начинали меняться. Сначала теряли полоски, потом отбрасывали шипы, потом изменяли цвет и, в результате, превращались в крупных гладких желтых гусениц. Мария Сибилла ни за что бы ни поверила, что это одни и те же насекомые, если бы не пронаблюдала все изменения своими глазами. Питались гусеницы листьями кораллового дерева, дальнего родственника акации. Его крупные ярко-оранжевые цветы были собраны в роскошные соцветия-кисти. Плантаторы называли коралловое дерево кофейной мамой из-за того, что в его легкой кружевной тени особенно хорошо росли кофейные деревца.
Кроме коконопряда Кассандры Мария Сибилла изучала развитие бабочки большой атлас, табачного бражника, оливкового махаона, ночного павлиньего глаза, гусеницы которого были покрыты волосками, жгучими, как у крапивы. Ее очень интересовали тропические растения, плоды которых можно было употреблять в пищу. Оказалось, что в клубнях маниока очень много крахмала, но содержится также синильная кислота, из-за которой сырой сок, выжатый из клубней, – сильный яд. Однако стоит его прокипятить, и он превращается во вкусный полезный напиток. Мария Сибилла нарисовала ветку дерева гуайявы, сливы-момбин, а также дикого лимона, мелкие плоды которого, высыхая, засахаривались и сами собой превращались в подобие цукатов.

Дождавшись окончания дождливого сезона, в марте 1700 г. Мария Сибилла и Доротея Мария снова отправились в путь. Они решили все-таки подняться на несколько миль вверх по течению реки Суринам, чтобы пожить на удаленной от Парамарибо плантации, окруженной диким тропическим лесом. Там Мария Сибилла надеялась продолжить свои наблюдения и существенно пополнить коллекцию образцов-«натуралий», которую она хотела привезти в Амстердам.
Целых десять дней поднимались вверх по реке две женщины на весельной лодке с большим навесом. Гребцами были рабы-негры. Плантация, к которой они стремились, называлась «Ля Провиденсия», или «Божий Промысел».
Жизнь на плантации отличалась от жизни в Парамарибо в первую очередь тем, что здесь было, гораздо больше насекомых. Для исследовательской работы это было хорошо, но, помимо наблюдений, приходилось вести непрерывную войну с маленькими вездесущими врагами.
Тараканы съели чулки Марии Сибиллы, после чего она стала ставить свой сундук на четыре перевернутых стакана. Осы свили гнездо прямо над ящиком с красками. Муравьи уничтожали просто все подряд, особенно активно расправлялись с куколками бабочек в коробках. Настоящим бедствием были москиты. От них можно было спастись только под москитной сеткой, а зуд от укусов помогал снимать лимонный сок. Не могли же две дамы, в самом деле, покрывать все тело красным соком дерева таруба, как это делали, защищаясь от москитов, индейцы.
Несмотря ни на что, Мария Сибилла совершала регулярные вылазки в сельву, чтобы самой добывать интересные образцы тропической природы. Впереди всегда шли два негра с тесаками, которые прокладывали тоннели в зеленом месиве сельвы, а за ними – Мария Сибилла. Часто она брала с собой ящик с красками, чтобы иметь возможность прямо в лесу зарисовать то, что не удастся взять домой.
Узнав, что какая-то белая госпожа покупает всякую живность, к ней валом повалили индейцы, таща все, что только можно, – змей, рыб, ящериц, птиц, мелких млекопитающих. Однажды принесли крокодила. Коллекция «натуралий» для Амстердама пополнялась очень быстро.
Благодаря жизни в непосредственной близости от тропического леса, Марии Сибилле удалось сделать несколько открытий и описать уникальные явления, не известные ранее науке. Она нарисовала и описала муравьев-листоедов, которые могут лишить листвы целое дерево за одну ночь. Видела, как муравьи-портные образуют живые «мосты» из своих тел между ветками. Сама для себя открыла метаморфоз у жуков, наблюдая за жирными белыми личинками пальмового долгоносика, которые считались деликатесом у местных жителей. Одна туземка принесла Марии Сибилле очень необычную гусеницу, на шестом членике тела которой была пара довольно длинных ног. Из гусеницы вывелось странное насекомое, которое Мария Сибилла назвала зобаткой. Гигантские жуки дровосек-титан и геркулес, рак-отшельник, анаконда, коралловый аспид, жаба пипа и многие другие животные стали «моделями» для ее рисунков.
Кроме результатов личных наблюдений Мария Сибилла записывала рассказы индейцев о повадках животных. Например, то, что паук-птицеед может съесть целую колибри, она узнала именно от местных жителей. Впоследствии многие серьезные ученые не раз упрекали ее за излишнее доверие к подобным рассказам, но, по-видимому, попав в тропики, Мария Сибилла не хотела отвергать ни один источник информации, понимая, что просто не в силах увидеть все своими глазами.
Почти два года, с августа 1699 г. до конца июня 1701 г., провели Мария Сибилла и ее дочь Доротея Мария в Суринаме. Последняя запись в научном дневнике исследовательницы была сделана в день отплытия из Парамарибо 27 июня 1701 г. Они возвращались на родину с ценным грузом. Двадцать больших ящиков с тщательно упакованными образцами стояли в трюме. Кроме тысяч засушенных насекомых и паукообразных Мария Сибилла должна была доставить в Амстердам одного большого крокодила, двух анаконд, 18 змей поменьше, 11 ящериц и одну небольшую черепаху. Судно бросило якорь в столице Голландии 23 сентября 1701 г. В честь его прибытия на улицах города были вывешены флаги.
Весть о возвращении Марии Сибиллы Мериан из Южной Америки быстро облетела Амстердам. Друзья, знакомые и просто любопытные стали приходить к ней, чтобы посмотреть, что она привезла из тропиков. Ее посетили анатом и ботаник Фредерик Рюйш, аптекарь и коллекционер Альбертус Себа и даже бургомистр Амстердама Николаас Витсен.
Влиятельные люди предложили Марии Сибилле организовать выставку привезенных ею «натуралий» в большом зале городской ратуши. Она с радостью согласилась. Во-первых, она рассчитывала продать часть образцов сразу, а во-вторых, надеялась приобрести таким образом известность, чтобы торговать различными препаратами, раковинами, коллекциями насекомых и впредь. Благодаря путешествию в Суринам у Марии Сибиллы появились связи с людьми, которым приходилось плавать туда регулярно по долгу службы. Некоторые из них с радостью согласились бы доставлять ей из Южной Америки образцы для продажи.
Конечно, вернувшись из путешествия, Мария Сибилла хотела сразу же приступить к работе над большой книгой о метаморфозах суринамских насекомых. Но средства не позволяли. Мария Сибилла хотела, чтобы книга получилась очень добротной. Она решила использовать только самые лучшие краски и пергамент, изготовленный из кожи неродившихся телят, что было недешево. Книга была задумана in folio, т.е. самого большого из возможных форматов. Получалось, что, прежде чем приступать к работе, нужно было заработать денег.
И в это время, как нельзя более кстати, Марии Сибилле предложили выполнить очень престижный и хорошо оплачиваемый заказ. Она должна была нарисовать акварели и сделать гравюры для «Амбоинского кабинета редкостей» знаменитого натуралиста Георга Эберхардта Румфиуса. Этот ученый исследовал природу острова Амбоин в Молуккском архипелаге в Индонезии. Затем он ослеп, и Марию Сибиллу пригласили не только как художницу, но и как специалистку по природным образцам, чтобы подготовить к изданию каталог всех собраний Румфиуса.
Постепенно удалось скопить необходимую сумму, и Мария Сибилла смогла приступить к работе над главной книгой своей жизни. В 1705 г. большой том, который назывался «Метаморфозы суринамских насекомых, нарисованные с натуры и в натуральную величину и описанные Марией Сибиллой Мериан», вышел в свет в Амстердаме. В книге было 60 гравюр. В части тиража гравюры были раскрашены от руки самой Марией Сибиллой и ее дочерьми. Художница посвятила книгу «Всем ревностным и прилежным наблюдателям природы».
В последующие годы Мария Сибилла Мериан продолжала рисовать растения и насекомых, сделала целую серию изображений европейских птиц, подготовила второе издание двух первых частей «Книги о гусеницах». Была задумана третья часть, но закончить работу над ней художница не успела. В 1715 г. ее разбил паралич, а 13 января 1717 г. она умерла. Третья часть «Книги о гусеницах» была закончена младшей дочерью Марии Сибиллы Доротеей Марией.
Так случилось, что совсем незадолго до смерти художницы о ее работах узнал бывший в то время в Амстердаме Петр I. Ее акварели ему так понравились, что после смерти художницы он велел приобрести значительную их часть и привез с собой в Петербург. Личный врач Петра I Роберт Арескин купил на свои деньги и тоже привез в Петербург научный дневник, или Studienbuch, художницы. Эти сокровища и по сей день хранятся в академических собраниях Петербурга.

Использованы рисунки Марии Сибиллы Мериан